МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ПОСЛЕКРИЗИСНОГО РОСТА*.

(*- Глава В Меморандума об экономическом положении Российской Федерации "От экономики переходного периода к экономике развития". М.: Всемирный банк, апрель 2004 г. Доклад подготовлен группой сотрудников отдела экономической политики, регион Европы и Центральной Азии Всемирного банка в составе: О. Аптимонова, В. Дребенцов, А. Морозов и С. Улатов под руководством К. Рюля.)

Всемирный банк

К началу 2004 г. в России сложились весьма благоприятные экономические условия. За пять лет, прошедших после финансового кризиса 1998 г., кумулятивный экономический рост составил 38%. В 2003 г. инфляция снизилась до 12%, четыре последних года федеральный бюджет сводится с профицитом, рекордного уровня достигли официальные золотовалютные резервы. Но несмотря на все успехи, России еще многое предстоит сделать, чтобы догнать развитые страны. Для этого необходимо: во-первых, разработать стратегию экономического развития, ориентированную на максимизацию экономического роста; во-вторых, диверсифицировать структуру российской экономики с тем, чтобы уменьшить удельный вес сырьевых отраслей. Решить названные задачи можно, лишь уяснив взаимосвязь между структурными изменениями и экономическим ростом. При постановке задачи максимизации экономического роста нужно проанализировать роль различных его источников. Диверсификация экономики важна для обеспечения устойчивого роста, защиты от угрозы внезапных изменений мировых цен на углеводородное сырье и предотвращения социального расслоения общества, в котором 1% работников производят 20% ВВП.

Цель настоящего Меморандума об экономическом положении Российской Федерации - исследование характера структурных изменений в России и их связи с экономическим ростом, при этом особое внимание уделяется анализу влияния различных факторов концентрации экономики на структурные преобразования в стране. Отправной точкой данного доклада служит гипотеза о том, что российская экономика остается переходной. Это означает, что национальные ресурсы все еще распределены неэффективно. Экономика России по-прежнему характеризуется "дезорганизованностью" и во многих случаях страдает от наследия централизованного планирования. В терминах теории экономического роста, Россия функционирует ниже кривой своих производственных возможностей. Поэтому приближение к ней посредством более эффективного использования наличных средств производства или простого перераспределения ресурсов способно принести значительные экономические выгоды. Кривая производственных возможностей сама по себе может со временем сдвигаться под влиянием долгосрочных факторов роста: изменения численности населения (отрицательного в России) или научно-технического прогресса. Однако эти процессы протекают медленно и не должны отвлекать от осуществления необходимых структурных изменений.

Таким образом, структурные сдвиги становятся одним из важных факторов, определяющих перспективы средне- и долгосрочного экономического роста. В то же время быстрому восстановлению России после кризиса способствовали и другие факторы, прежде всего благоприятная конъюнктура на мировых рынках энергоносителей. Кроме того, изменилась динамика таких показателей, как валютный курс, процентные ставки и реальная заработная плата, что стимулировало экономический рост. Указанные перемены, вкупе с наличием огромного потенциала неиспользуемых производственных мощностей содействовали трансформации первых признаков оздоровления в процесс быстрого роста и восстановления экономики.

Переходная экономика России представляет собой "ковер" эпических размеров, который во многом еще не соткан. На фундаментальном уровне переходный период в России, как и в других бывших социалистических странах, можно представить в виде соревнования между двумя категориями предприятий: новыми, созданными и развивающимися в условиях конкуренции, и старыми, унаследованными от времен централизованного планирования и приспособленными к нуждам и приоритетам исчезнувшей системы. Процессы образования новых и разрушения старых предприятий осуществляются бурными темпами, и опасность возникновения новых искажений в трудный переходный период можно свести к минимуму, если руководствоваться соображениями конкуренции. Для этого необходимы сильные институты, способные обеспечить четкий набор правил, устраняющих возможности произвола и обязательных для всех участников рынка - больших и малых, государственных и частных, а также для самого государства.

***

Несмотря на значительное улучшение ситуации в России, все еще остаются сомнения по поводу устойчивости ее экономического роста. Трудно однозначно сказать, в какой степени достигнутые успехи обусловлены проводимыми реформами, разумным макроэкономическим управлением и структурными изменениями в экономике, а в какой - всего лишь быстрым восстановлением после кризиса 1998 г. вследствие низкой загрузки производственных мощностей в докризисный период и благоприятного изменения относительных цен в результате кризиса (например, девальвация обменного курса рубля и сокращение реальной заработной платы). Нельзя сбрасывать со счетов и фактор продолжительного везения - повышения мировых цен на углеводородное сырье, являющееся главной статьей российского экспорта. В связи с этой неопределенностью остается открытым вопрос об устойчивости экономического роста. Для ответа на него нужно понять, были ли использованы годы бурного роста для формирования более диверсифицированной экономики, характеризующейся меньшей зависимостью от добывающих отраслей промышленности и, следовательно, меньшей подверженностью внешним рискам, или же нынешний экономический рост - всего лишь мираж, готовый исчезнуть при падении цен на углеводородное сырье. Образно выражаясь, много ли сена удалось запасти, пока светило солнце?

Послекризисный рост

Влияние финансового кризиса 1998 г. на реальный сектор экономики и, в частности, на занятость и реальный ВВП, оказалось незначительным. Россия стала исключением из правила, согласно которому финансовые катастрофы и дефолты приводят к ощутимому сокращению объемов производства в последующие годы (1). Россия быстро оправилась от шока. В 1999 г. темпы роста ВВП составляли 6,4%, а в 2000 г. - 10%. Несмотря на некоторое их замедление в последующие два года, они оставались более высокими, чем в любой другой период с начала реформ.

На рисунке 1 показаны падение и последующий подъем ВВП в постоянных ценах. В целом во всех основных секторах экономики и особенно в промышленности и сфере рыночных услуг, которые являются важнейшими компонентами ВВП, после кризиса происходил быстрый рост добавленной стоимости.

Рисунок 2 иллюстрирует динамику еще одного показателя - занятости. С момента распада СССР и до кризиса 1998 г. численность занятых сократилась более чем на 15%. Сразу после кризиса она вновь стала расти, однако этот процесс отличался от динамики объемов производства. Во-первых, увеличение занятости происходило не столь быстро: кумулятивный ее рост с самой низкой отметки, достигнутой в 1998 г., и до конца 2002 г. составил менее 4%, а совокупный объем производства за указанный период возрос на 29%. Во-вторых, рост занятости в основных секторах экономики был неравномерным: в сфере услуг он наблюдался в течение всего послекризисного периода, чего нельзя сказать о ситуации в промышленности.

Динамика этих показателей характеризует одну из важнейших особенностей послекризисного восстановления в России, а именно: в последние годы отмечается значительный рост производительности труда. Однако было бы опрометчиво утверждать, что его причиной стало эффективное перераспределение факторов производства. Скорее, существенную роль в этом сыграло повышение загрузки производственных мощностей. Росту объемов производства в первые послекризисные годы во многом способствовало наличие огромных резервов простаивающих производственных мощностей и рабочей силы. Таким образом, есть основания утверждать, что в первые годы после кризиса рост носил экстенсивный характер (то есть был обусловлен использованием прежде незадействованных факторов производства), и повышение эффективности за счет перераспределения факторов производства стало превалировать только со второй половины 2002 г.

Из-за глубокого спада производства в докризисные годы роль, которую сыграло повышение коэффициента загрузки физического (зданий, сооружений и оборудования) и человеческого (рабочей силы) капитала в восстановлении экономики, существенно возросла. В докризисный период во многих случаях люди формально числились занятыми, но при этом не получали зарплату и не работали. Согласно имеющимся данным, вплоть до середины 2002 г. наблюдалось значительное повышение уровня загрузки производственных мощностей (см. табл. 1). В целом первые послекризисные годы характеризовались быстрым ростом при относительно небольших инвестициях (их существенный рост произошел в 2003 г.). И хотя нет оснований считать, что уровень загрузки производственных мощностей менялся одновременно во всех секторах, из данных таблицы 1 можно сделать вывод, что резервы экстенсивного роста, обусловленного увеличением использования производственных мощностей, были исчерпаны в середине 2002 г.

Низкая загрузка производственных мощностей в предшествующий период существенно облегчает достижение высоких темпов роста, но она не может стать его причиной. Для этого необходим некий толчок, который в послекризисный период связан с действием нескольких факторов. Во-первых, после кризиса 1998 г. стали резко повышаться цены на экспортируемое углеводородное сырье. Они обеспечивают около 10% положительного сальдо счета текущих операций платежного баланса страны и, по всей видимости, до сих пор служат главной движущей силой экономического роста в России. Во-вторых, сам кризис создал условия, способствовавшие ускоренному росту, поскольку он привел к изменению, с одной стороны, относительных цен, а с другой - поведения экономических субъектов, включая правительство (что повлекло за собой изменение экономической политики). В-третьих, ускорению роста содействовали также повышение эффективности и реструктуризация предприятий, то есть изменение структуры производственных затрат и выпускаемой продукции в масштабах всей экономики.

Значение изменения цен на нефть

Российская экономика по-прежнему находится в очень сильной зависимости от добычи нефти и газа. Согласно данным официальной статистики, в 2003 г. на долю природных ресурсов приходилось около 80% российского экспорта, причем 55% его объема составляли нефть и газ. Более 60% российских инвестиций в основной капитал либо направляются в отрасли, занятые добычей, переработкой и транспортировкой углеводородного сырья, либо так или иначе связаны с государственным сектором. Углеводородное сырье обеспечивает 37% всех доходов федерального бюджета. Согласно оценкам экспертов, повышение цены сырой нефти марки Urals на 1 долл. за баррель увеличивает доходы федерального бюджета на 0,35% ВВП и доходы консолидированного бюджета - на 0,45% (2).

Вместе с тем статистика недооценивает роль нефти и газа в российской экономике. Так, согласно официальным данным за 2000 г., доля ВВП, созданная в нефтегазовой промышленности, составляла всего 8%. В то же время (согласно тому же источнику) один только экспорт нефти и газа был равен около 20% ВВП. И хотя теоретически это возможно (если внутренние цены достаточно низки по сравнению с экспортными), но практически маловероятно. Однако несогласованность данных исчезает, если проанализировать национальные счета с учетом трансфертного ценообразования. Но прежде необходимо сделать небольшое отступление, важное с точки зрения оценки доли нефти и газа в ВВП.

Многие российские фирмы по-прежнему используют торговые компании для минимизации налогов за счет трансфертного ценообразования. Это можно сделать законным путем, пользуясь налоговыми лазейками (многие из них были ликвидированы в начале 2004 г.): например, создать дочернюю торговую компанию в одном из российских регионов, где она может получить местные налоговые льготы, особенно в отношении налога на прибыль (такие регионы нередко называются внутренними оффшорными золами). Далее фирма, используя трансфертное ценообразование, переводит часть прибыли своего производственного подразделения в торговую компанию: продукция первого продается последней по заниженной цене, а затем перепродается по более высокой рыночной цепе. Маржу получает торговая компания, чьи доходы облагаются по более низкой эффективной налоговой ставке. Тот же метод могут использовать фирмы, для которых установлены специальные отраслевые налоги с оборота: они переводят прибыль в свои торговые филиалы, если последние облагаются по более низким налоговым ставкам.

Однако в России широко распространены и противозаконные варианты этой схемы, когда торговые филиалы являются фирмами-"одноднсвками" , которые исчезают после совершения одной или нескольких подобных сделок и потому вообще не платят налогов. Но независимо от законности или незаконности таких операций они оказывают прямое воздействие па статистику национальных счетов: часть прибыли (или добавленной стоимости в целом), сведения о которой поступают в статистические органы, переходит из сектора, где она производится, в торговый сектор.Степень искажения весьма высока, что четко видно по той огромной надбавке, которую получает торговля (3).

Достаточно точно этот эффект можно оценить и в целом для экономики, и по ее отдельным секторам при помощи межотраслевого баланса, публикуемого Госкомстатом РФ (ныне - Федеральная служба государственной статистики России, ФСГС), и торговой надбавки, скорректированной на основе данных национальных счетов стран с рыночной экономикой (4). Если опираться на данные Канады о торговых надбавках, потребуется меньшая корректировка, чем при использовании соответствующих данных других стран с рыночной экономикой. Однако в основном эффект остается таким же: 13% российского ВВП переходят из торговли, доля которой сокращается с 27 до 14% ВВП, в промышленность, доля которой увеличивается с 28 до 41% (эти цифры относятся к 2000 г., то, есть к последнему году, за который имеется межотраслевой баланс). Главным "бенефициаром" такой корректировки является нефтегазовая промышленность, размер которой более чем удваивается: в 2000 г. ее доля увеличилась с 8 примерно до 20% ВВП (5). Отметим, что доля нефтегазового сектора в ВВП еще больше повышается, если в качестве ориентира принять Великобританию, Норвегию или Нидерланды - страны - производители энергоресурсов.

Такой пересчет необходим для более реальной оценки вклада добычи природных ресурсов в создание добавленной стоимости. Выводы, к которым он приводит, не ограничиваются тем очевидным фактом, что доля нефтегазовой промышленности (а следовательно, и промышленности в целом) в ВВП выше, чем показывает официальная статистика национальных счетов. Во-первых, возросшая ее доля свидетельствует о том, что российская экономика более чувствительна к изменениям мировых цен на энергоносители, чем это вытекает из официальных показателей структуры ВВП. Во-вторых, перенос значительной части прибыли в сектора, где имеется возможность обеспечить льготное налогообложение, влечет за собой серьезные налоговые и бюджетные последствия. В-третьих, эта практика гораздо более распространена, чем об этом принято говорить: ее используют и частные, и государственные компании и не только в нефтегазовой промышленности, то есть существует категория предпринимателей, весьма заинтересованных в сохранении благоприятного налогового режима.

Независимо от методики расчета доля нефтегазового сектора в ВВП отражает только прямой вклад изменений мировых цен на эти виды сырья в экономический рост. Косвенный эффект больше и его труднее оценить. Поскольку в нефтегазовой отрасли работает всего лишь 1% общей численности занятых, воздействие изменений мировых цен на макроэкономику будет во многом зависеть от объемов инвестиций и потребительского спроса, которые косвенно связаны с расходами в нефтегазовой промышленности.

Действительно, если совокупный рост российского ВВП разложить по видам спроса, то окажется, что наибольший вклад в него внесли: экспортный (1999 г.), инвестиционный (2000 г.) и потребительский (после 2000 г.) (6) Иногда этот факт используется в качестве аргумента в пользу того, что "круг замкнулся": сначала движущей силой послекризисного роста было повышение цен на экспортируемые нефть и газ, впоследствии оно вылилось в повышение инвестиционного, а затем - потребительского спроса. И теперь главным двигателем роста является устойчивый рост потребления. Однако такой подход слишком упрощает ситуацию. Само по себе разложение роста ВВП по видам спроса лишь показывает, что потребление стало самой значительной составляющей совокупного спроса (вряд ли могло быть иначе), но при этом не ясно, какую роль играет мультипликатор, характеризующий зависимость объемов потребления и инвестиций от доходов, получаемых от продажи углеводородного сырья. Поэтому подобное разложение роста ВВП не позволяет сделать выводы о наличии причинно-следственной связи.

Каково же все-таки значение экспорта углеводородного сырья для роста российской экономики? На рисунке 3 представлен один из способов более точного измерения основных компонентов экономического роста. На нем отражены темпы роста добывающих и экспортоориентированных производств, с одной стороны, и обрабатывающих отраслей, производящих в основном товары для внутреннего потребления, - с другой (7). Если судить по динамике темпов роста, то добывающий сектор начал обгонять обрабатывающие отрасли в 2002 г. - впервые после начала реформ. И хотя в дальнейшем темпы роста обрабатывающих отраслей возросли, ресурсный сектор до сих пор развивается быстрее. Таким образом, ресурсные и экспортоориентированные отрасли увеличивают свой удельный вес в общем объеме промышленного производства и, следовательно, степень риска, связанного с резким изменением мировых цен на сырьевые товары, сейчас повышается.

Другой способ учета влияния цен на углеводородное сырье на показатели экономического роста - оценка эластичности темпов роста ВВП по динамике нефтяных цен в течение длительного периода времени и ее использование для такой оценки на более коротких промежутках. Хотя эти расчеты достаточно сложны (особенно с учетом того, что экономическая история России изобилует потрясениями), они вызывают наибольшее доверие. Но многое зависит от того, какой период выбран для исследования. Подходящим представляется первая половина 2003 г., когда произошло ускорение темпов роста ВВП. До этого они снизились (4,7% в 2002 г.), но уже в первом полугодии 2003 г. резко возросли (7,2%) на фоне стремительного увеличения объема инвестиций (12% в годовом исчислении) и впервые зарегистрированного после 1999 г. чистого притока капитала. Широкое распространение получило мнение, что рост увеличивается в секторах, не связанных с добычей углеводородного сырья. Однако определенный скептицизм все же сохраняется, поскольку именно в этот период цены на российскую нефть снова существенно повысились (на 28% только в преддверии войны в Ираке).

В таблице 2 приводится простое разложение темпов роста ВВП на два компонента с целью выделения относительного влияния нефтяного и прочих факторов на совокупный рост в первом полугодии 2003 г. Эффект цен на нефть отражает прямое и косвенное воздействие их колебаний на темпы роста ВВП, остальное - влияние прочих факторов. Данный эффект рассчитывается с учетом эластичности темпов роста ВВП по колебаниям средней цены российской нефти. В таблице 2 представлены три вида эластичности. Средняя оценка, равная 0,07 (то есть повышение средней цены нефти на 1% увеличивает рост ВВП на 0,07%), получена на основе расчетов, проведенных в рамках готовящегося к публикации исследования Всемирного банка, в котором моделируется взаимосвязь реального валютного курса и ВВП начиная с 1994 г. (8) Именно эта оценка считается наиболее вероятной. Два других сценария с эластичностью 0,05 и 0,1 включены для расширения диапазона оценок.

Мы полагаем, что между заключением контракта на продажу нефти и реальным воздействием нефтяных доходов на экономику проходит три месяца. Таким образом, влияние нефтяных цен на рост ВВП в первом полугодии 2003 г. рассчитывалось исходя из повышения средней цены нефти марки Urals с октября 2002 г.по март 2003 г. (24 долл. США за 1 баррель) по отношению к средней цене с октября 2001 г. по март 2002 г. (17 долл. США за 1 баррель), составившего 43,2%. При эластичности 0,07 рост цены нефти на 43,2% объясняет повышение темпов роста ВВП в первом полугодии 2003 г. на 3 п.п. Если исходить из диапазона оценок, приведенного в таблице 2, то вклад повышения цен на нефть в показатель роста ВВП составляет от 2,2 до 4,3 п.п. Из этих расчетов следует, что рост ВВП в первом полугодии 2003 г. (7,2%)в отсутствие довольно резкого повышения цен на нефть, начавшегося в конце 2002 г., мог бы составить от 2,9 до 5%, а по наиболее вероятной оценке - 4,2%.

В целом проведение подобных оценок для различных периодов показывает именно то, что и следовало ожидать: чем больше изменение цен на нефть, тем меньше вклад остальных факторов в рост ВВП. Эта зависимость справедлива и в противоположном случае: аналогично тому, как существенное повышение цен на нефть в 2000 г. привело к увеличению их вклада в рост ВВП в 2000 г. (5,9% при 10-процентном общем росте ВВП), небольшие снижения средней цены нефти в течение двух последующих лет способствовали его уменьшению. В результате незначительного снижения цен на нефть рост ВВП в 2001 г. сократился на 0,1 п.п. (он составил 5% вместо 5,1%), а в 2002 г.- на 0,9 п.п. (4,3% вместо 5,2%, которых можно было бы ожидать, если бы цены на нефть остались на уровне предыдущего года). Таким образом, до сих пор Россия добивалась темпов роста, более высоких, чем. 5%, только тогда, когда повышались цены на нефть.

В своих расчетах мы не учитывали экспорт других природных ресурсов помимо нефти и газа (цена остальных сырьевых ресурсов меняется циклически вместе с ценами на углеводородное сырье). Поэтому наши расчеты вряд ли завышают косвенное влияние экспорта природных ресурсов на экономический рост в России.

Итак, дилемма остается. Бурный рост в России наблюдался тогда, когда повышались цены на углеводородное сырье. И хотя к количественным оценкам следует подходить осторожно, с достаточной степенью уверенности можно утверждать, что в течение всего послекризисного периода (1999-2003 гг.) трендовые темпы экономического роста в России (то есть темпы роста, которые были бы достигнуты, если бы цены на нефть оставались неизменными) составляли от 4 до 5%. России удавалось существенно превышать этот уровень только при заметном росте цен на нефть.

Значение изменения относительных цен и роль экономической политики

Когда в августе 1998 г. Россия объявила дефолт по своим государственным внутренним долгам, лишь немногие экономисты предсказывали быстрое восстановление российской экономики. Однако воздействие финансового кризиса на реальный ВВП оказалось весьма умеренным по сравнению с тем, что страна уже испытала, и к тому же кратковременным. Оглядываясь назад, можно сказать, что кризис стал поворотной точкой, после которой ситуация начала резко улучшаться. В качестве ответной реакции на него появились новые источники роста. Однако не ясно, насколько они устойчивы.

Согласно многим оценкам, кризис был преодолен достаточно легко, потому что фортуна, наконец, улыбнулась России, "подарив" целый ряд благоприятных факторов развития, в частности: (а) повышение цен на нефть, наблюдавшееся с начала 1999 г., способствовало улучшению платежного баланса; (б) отказ от фиксированного обменного курса рубля сразу привел к замещению импорта; (в) невозможность дальнейшего выпуска ГКО и внутренний платежный кризис обусловили необходимость введения одинаково жестких бюджетных ограничений и для частных, и для государственных экономических субъектов и заставили послекризисные правительства добиваться сбалансированности бюджетов. Очевидно, каждый из этих факторов имеет большое значение. Однако существуют и другие причины оздоровления экономической ситуации в стране, которые помогают лучше понять суть российской экономики и перспективы сохранения высоких темпов роста на базе послекризисных изменений.

Роль реальной заработной платы, или почему не произошло обвала выпуска продукции?

Прежде всего важно понять, почему реальный сектор экономики не "дрогнул" после дефолта 1998 г. Конечно, можно привести достаточно сильный аргумент: если доля кредитов частному сектору в ВВП крайне мала, могут ли возникнуть проблемы с ними? Тем не менее следовало ожидать спада в связи с необходимостью проведения очень жесткой фискальной политики, не допускающей дальнейшего использования инфляционного финансирования и новых заимствований (9).

Невозможность заимствований и нежелание раздувать инфляцию способствовали введению в экономике жестких бюджетных ограничений (впервые за весь переходный период), что, в частности, привело к отмене скрытых субсидий для предприятий. Бытует мнение, что предприятиям, создававшим отрицательную добавленную стоимость, наконец, позволили обанкротиться, а освободившиеся ресурсы были использованы в видах деятельности, обладающих потенциалом развития.В результате хорошие предприятия начали расти, а плохие сократили объемы производства или закрылись.

Однако такое описание событий не подтверждается фактами. Утверждения о широкомасштабной ликвидации предприятий не обоснованы. Массовых увольнений не было. Наоборот, после кризиса общий уровень занятости повысился даже в промышленности, а производительность труда возросла, поскольку рост объема производства опережал увеличение занятости. В действительности основное бремя издержек реструктуризации легло не на занятость, а на заработную плату.

На рисунке 4 показано прямое воздействие кризиса на российский рынок труда (занятость, заработная плата и производительность труда были пересчитаны на почасовой основе для учета искажений, обусловленных гибкостью рабочего графика и скрытой безработицей в рассматриваемый период). Снижение реальной заработной платы было наиболее существенным фактором по сравнению с динамикой выпуска продукции и занятости. Кроме того, широкомасштабному повышению производительности труда, которое началось после кризиса, предшествовало увеличение продолжительности рабочего дня и занятости. На рисунке 5 представлены ответная реакция объемов производства, а также перераспределительный эффект изменения реальной заработной платы (и реального дохода). Сокращение реальной заработной платы помогло предприятиям выжить и сохранить большинство своих работников.

Указанная тенденция в существенной степени способствовала послекризисному восстановлению экономики, что не только свидетельствует об удивительной гибкости российского рынка труда, но и влияет на оценку перспектив дальнейшего экономического роста в России. Во-первых, благодаря такому сокращению были ограничены масштабы неизбежного в другой ситуации резкого уменьшения расходов фирм, что, возможно, замедлило процесс реструктуризации производства. Во-вторых, если послекризисное развитие российской экономики анализировать с учетом динамики заработной платы, то можно разрешить загадку, над которой бьются многие экономисты: почему в течение последних лет реальная заработная плата в России растет быстрее, чем производительность труда и ВВП? Ответ заключается в том, что сразу после кризиса она настолько сократилась, что потребовалось немало времени для наверстывания упущенного. До сих пор кумулятивный рост реальной заработной платы в послекризисный период отстает от роста ВВП и производительности труда (для того чтобы доли заработной платы и прибыли оставались неизменными, реальная заработная плата должна расти тем же темпом, что и производительность труда) (10).

Однако времена, когда рост заработной платы и реальных доходов населения намного опережал рост ВВП и производительности труда, похоже, прошли. В дальнейшем эта тенденция может сохраниться, если только доля прибыли в ВВП снизится. Поскольку такие изменения происходят достаточно медленно, при любом темпе роста ВВП наемные работники будут отныне извлекать менее ощутимые выгоды, чем в предыдущие годы. Это, в свою очередь, может отрицательно сказаться на. отношении населения к будущим реформам, направленным на увеличение ВВП.

Но реальная заработная плата была не единственным видом относительных цен, продемонстрировавшим гибкость после кризиса. На рисунке 6 показано изменение трех других ценовых индексов, имевших значение для восстановления российской экономики. Мы уже упоминали о важной роли либерализации обменного курса рубля в развитии импортозамещающих производств. Динамика реального эффективного валютного курса (РЭВК) рубля - наиболее яркий пример удивительных совпадений благоприятных факторов. Взвешенный по торговле РЭВК в 2003 г. был все еще на 11 % ниже, чем в июле 1998 г. И хотя он повысился по сравнению с низшей отметкой (январь 1999 г.) на 65%, эта тенденция сдерживалась рядом факторов.Во-первых, в 1999-2000 гг. в экономике произошла ремонетизация, обусловленная сокращением бартера и прочих видов неденежных расчетов, что существенно уменьшило потребность в стерилизации притока валюты вследствие повышения цен на нефть. Во-вторых, значительно улучшилось отношение показателя М2 к ВВП, чему способствовал резкий рост доли кредитов в ВВП, предоставляемых частному сектору. В-третьих, по мере увеличения числа предпочитающих хранить деньги в банках стала снижаться скорость денежного обращения, что, в свою очередь, содействовало поглощению избытка ликвидности в рамках банковской системы (11). В-четвертых, девальвация доллара США по отношению к евро несколько компенсировала реальное повышение обменного курса рубля (львиная доля российского экспорта деноминирована в долларах США, а львиная доля импорта - в евро).

Рисунок 6 отражает еще один часто недооцениваемый фактор - падение реальных внутренних цен на энергоносители, что обеспечило российским предприятиям значительную экономию на издержках в период роста экспортных цен на углеводородное сырье. Сегодня реальная цена на электроэнергию ниже уровня середины 1998 г., и хотя в 2002 г. цена на природный газ резко возросла, впервые превысив уровень 1998 г., правительство быстро приняло необходимые меры, издав соответствующее распоряжение, и в год выборов (2003 г.) реальная цена на газ упала до уровня первой половины 1998 г (12). По единодушному мнению, и та, и другая цена сейчас ниже долгосрочного уровня предельных затрат.

Внутренние цены на электроэнергию и газ в России во многом определяются правительством, и поэтому их длительное снижение следует рассматривать как выбор экономической политики, а не как реакцию рынка. Это вызывает озабоченность, поскольку меры, изначально принятые в качестве временной поддержки экономики после кризиса, приобрели постоянный характер, что может отрицательно сказаться на долгосрочном росте. Если цены на энергоносители, установленные ниже долгосрочного уровня предельных затрат, будут заложены в инвестиционные решения как исходные факторы, это приведет к созданию и сохранению неэффективных, энергоемких производств, не способных участвовать в международной конкуренции.

Еще один важный фактор послекризисного роста - невозможность для правительства продолжать размещение своих долговых инструментов. Это не только вынудило его сбалансировать свои финансы, но и положило конец вытеснению с финансового рынка инвестиций в частный сектор. Лишившись привлекательной альтернативы в виде государственных ценных бумаг с чрезвычайно высокими реальными процентными ставками, частный капитал опять стал доступен для таких инвестиций. Более того, последствия введения жестких бюджетных ограничений сказались и на уровне предприятий и изменили их экономическое поведение в ответ на сигналы рынка. Нет оснований считать, что этот позитивный процесс обратится в свою противоположность.

Резюме и выводы для экономической политики

Безусловно, низкий уровень загрузки производственных мощностей в докризисный период сыграл огромную роль в последующем быстром росте объемов производства в России. Вместе с тем можно выделить три группы факторов, способствовавших возобновлению экономического роста после 1998 г. (опустив при этом структурные факторы (13)): благоприятные последствия повышения мировых цен на углеводородное сырье; динамика относительных цен; изменения в поведении экономических субъектов (включая формирование экономической политики). Наиболее важные их составляющие можно обобщить следующим образом:

1) длительное сокращение объемов производства в 1990-е годы не сопровождалось адекватным снижением уровня занятости. После кризиса это обеспечило быстрое достижение высоких темпов роста (без соответствующего увеличения инвестиций);

2) повышение цен на углеводородное сырье было наиболее устойчивым и значимым фактором оживления экономической активности после кризиса 1998 г.;

3) важные импортозамещающие эффекты резкого падения реального обменного .курса рубля после кризиса способствовали достижению высоких темпов роста, в то время как продуманная денежно-кредитная политика и удачное стечение обстоятельств воспрепятствовали тому, чтобы реальный валютный курс слишком быстро вернулся на прежний уровень под влиянием массового наплыва нефтедолларов;

4) рост реальной заработной платы и реальных доходов опережал рост производительности и ВВП, поддерживая внутренний (не связанный с нефтью) потребительский спрос, что создавало возможности для импортозамещения. Однако резервы быстрого восстановительного роста реальной заработной платы уже исчерпаны и он может в дальнейшем опережать рост ВВП, только если прибыль будет расти медленнее, чем последний;

5) в результате дефолта государство утратило возможность заимствовать на рынках капитала, что заставило его проводить разумную политику бюджетного профицита и сокращения долга. Основополагающими предпосылками устойчивого восстановления ВВП стали макроэкономическая стабильность и предоставление частному капиталу новых стимулов к осуществлению инвестиций в частный сектор;

6) жесткие бюджетные ограничения были введены не везде. В частности, не было отменено скрытое субсидирование внутренних цен на энергоносители. Это уменьшило необходимость резкого ограничения расходов предприятий сразу после кризиса и, возможно, в дальнейшем стимулировало рост в краткосрочном периоде, но в долгосрочной перспективе может иметь отрицательные последствия, негативно сказавшись на конкурентоспособности новых производств.

Мы перечислили шесть послекризисных эффектов, способствовавших достижению высоких темпов роста в России в 1999-2003 гг. Два из них более или менее исчерпали себя (если исходить из того, что те производственные мощности, которые возможно использовать, загружены в среднем на 100%, а рост реальной заработной платы стабилизировался). Третий может исчерпать себя в ближайшее время, если не будут приняты меры по совершенствованию долгосрочного управления макроэкономикой в целях стабилизации реального валютного курса рубля. Четвертый носит неустойчивый характер (вполне вероятно, что цены на нефть будут высокими в среднесрочной перспективе, однако трудно рассчитывать на то, что они навсегда останутся такими).

Остаются два послекризисных эффекта: способность государства самостоятельно финансировать собственные расходы, обеспечивать профицит бюджета и откладывать часть больших доходов (в рамках созданного стабилизационного фонда); формирование цен на энергоносители ниже долгосрочного уровня предельных издержек для поддержания конкурентоспособности российских предприятий. Опасность заключается в том, что за счет профицита государственного бюджета могут субсидироваться неэффективные экономические структуры, а заниженные цены на энергоносители нередко используются для сохранения занятости и производства там, где без такой поддержки они были бы невозможны, не создавая тяжелой нагрузки на более жизнеспособные части экономики. Эти два фактора обусловливают необходимость проведения структурных преобразований в экономике.

1- CM.: Bordo М., Eichengreen В., Klingebiel D., Martinez-Peria M. Is the Crisis Problem Growing More Severe? - Economic Policy, 2001, vol. 16, No 32. Умеренное воздействие финансовых потрясений на реальные показатели характерно не только для России, но и для других стран с переходной экономикой. Финансовые кризисы в Албании (1997 г.), в Латвии (1994 г.), в Болгарии (1996 г.) и в Румынии (1999 г.) тоже не оказали сильного негативного влияния на ВВП (см.: Eichengreen В., Ruhl Ch. Financial Sector Development in Transition Economies. Berkeley and Washington, 2000).

2- Kwon G. Budgetary Impact of Oil Prices in Russia. Washington, D.C., IMF, 2003.

3- В официальной статистике есть некоторые особенности, косвенно свидетельствующие о масштабах этой проблемы. Например, согласно данным национальных счетов, торговля обеспечивает почти половину всей прибыли российской экономики. Объем прибыли в торговле приблизительно в 10 раз превышает фонд заработной платы, хотя в остальных секторах экономики фонд заработной платы и прибыль в среднем примерно равны.

4- Система таблиц "Затраты-Выпуск" России за 2000 год. М.: Госкомстат РФ, 2003. Подписчики могут ознакомиться с таблицами на сайт : http://www.gks.ru/.

5- Остаток распределяется по различным отраслям промышленности. Точные цифры для России (по данным таблиц "Затраты-Выпуск" за 2000 г. в основных ценах) выглядят следующим образом: нефтегазовая промышленность - 7,8%; природные ресурсы (включая нефть, газ, черные и цветные металлы, а также уголь) - 13,3%. Соответствующие показатели, пересчитанные с помощью канадских данных о торговой надбавке, составляют 19,2 и 26,4%. Они еще больше возрастут, если использовать данные о марже по другим странам с рыночной экономикой.

6- Этот анализ проведена: IMF. Russia Rebounds. Washington, D.C., 2003. Пересчет на самую последнюю дату, на которую имеется информация (с использованием данных Госкомстата РФ), показывает, чти в 2003 г. доля потребительского спроса в ВВП составляла 67,4%. Это значительно превышает долю инвестиционного спроса (20,6%), однако по темпам роста инвестиции обогнали потребительский спрос.

7- К числу таких отраслей (по классификации Госкомстата РФ) относятся: черпая и цветная металлургия, производство первичных энергоресурсов и деревообрабатывающая промышленность (экспортоориентированный ресурсный сектор); а также электроэнергетика, химическая промышленность, машиностроение, производство строительных материалов, легкая и пищевая промышленность (обрабатывающие производства, ориентированные на внутренний рынок).

8- Ruble Strengthening, Dutch Disease and Natural Resource Abundance: Real Threats to Russia's Economy? Moscow, the World Bank, 2004, forthcoming.

9- Следует признать заслуги первого послекризисного правительства: после многих лет наличия огромного дефицита правительство Е. Примакова осуществило крупнейшую в истории современной России реструктуризацию налогово-бюджетной системы, в то время как Центральный банк жестко контролировал денежно-кредитную политику, сдерживая тем самым инфляцию.

10- Феномен опережающего роста реальной заработной платы по сравнению с ростом ВВП заставил некоторых экономистов сделать пессимистические прогнозы относительно устойчивости темпов роста в России (см.: Schretti W. Recovery of Investment in Russia: Why Is It Fading Away? - HSE Economic Journal, 2001, vol. 5, No 3).

11- Это особенно важно с учетом возможности большого притока капитала, которая появилась в первой половине 2003 г.

12- 20 июня 2002 г. правительство РФ установило ограничения на повышение в 2003 г. цен на природный газ в размере 20% и на электроэнергию в размере 15%.

13- Проблемы структурных сдвигов рассматриваются в других главах Меморандума. С его полным текстом можно ознакомиться на сайте Всемирного банка: www.worldbank.org.

Графические материалы:

Таблица 1 Инвестиции и уровень загрузки производственных мощностей в послекризисный период (темпы прироста, %)

Таблица 2 Разложение темпов роста ВВП в 2003 г. на компоненты

Рис. 1 Структура ВВП России в 1990-2002 гг. (в ценах 2000 г.)

Рис. 2 Структура рабочей силы, 1990-2002 гг.

Рис. 3 Темпы роста обрабатывающих и добывающих отраслей промышленности (в

Рис. 4 Почасовые значения заработной платы и производительности труда (индексы, 1996 г. = 100%)

Рис. 5 Реальная заработная плата и ВВП (индексы, 1996 г. = 100%)

Рис. 6 Динамика относительных цен (июль 1998 г. = 100%)

( )