^ИС: Вопросы экономики
^ДТ: 20.09.2004
^НР: 009
^ЗГ: РАЗМЕРЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКТОРА ЭКОНОМИКИ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ, ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ, РОССИЙСКИЙ ОПЫТ).
^ТТ:

РАЗМЕРЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКТОРА ЭКОНОМИКИ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ, ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ, РОССИЙСКИЙ ОПЫТ).

Несмотря на интенсивный процесс приватизации в России в 1990-е годы на федеральном уровне в руках государства остаются значительные активы (акции в 3704 ОАО и 75 ЗАО, почти 10 тыс. федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУПов), более 37 тыс. федеральных государственных учреждений, более 1 млн. объектов недвижимости). Подобная величина активов Российской Федерации представляется завышенной с точки зрения как обеспечения потребностей общества и нужд самого государства, так и имеющихся возможностей эффективного управления ими. Отметим и интенсивный процесс создания новых государственных предприятий, темпы которого ненамного уступают темпам приватизации. Низкая эффективность государственных предприятий в целом подтверждается не только экономической историей СССР, но и сравнительными исследованиями ситуации в постсоветской России (1).

Государственное предпринимательство: нормативный и позитивный подходы

Вопросу, почему государственная фирма в принципе не может быть эффективной, посвящена обширная научная литература. Еще в середине XIX в. Р. Кобден с парламентской трибуны демонстрировал согражданам и налогоплательщикам реальные цели и интересы устроителей государственных предприятий, показывая несостоятельность аргументов о необходимости поддержки технологически передовых и значимых с оборонной точки зрения производств (2). Классические авторы от Л. Мизеса (3), предложившего нормативный анализ стимулов "игроков", до Я. Корнай (4) показывали экономическую несостоятельность государственных фирм. Л. Бальцерович дополнил нормативный подход своих ранних работ позитивным, используя опыт работы министром финансов в переходной польской экономике в публикациях конца 1990-х годов (5).

Их новейшие оппоненты Дж. Стиглиц и Д. Эллерман пока не воспользовались инструментарием углубленного странового анализа, равно как и сравнительных исследований с использованием статистических данных по выборке стран. Они, однако, и не пытаются доказать возможность эффективного государственного бизнеса, ограничиваясь лишь попытками дискредитации опыта российской приватизации (6). Вероятно, это объясняется тем, что в Китае - основном источнике данных для работ указанных авторов, как и во всем остальном мире, государственные предприятия, не имеющие особых рентных доходов, характеризуются убыточностью и независимо от наличия таких доходов непрозрачностью даже для самого коммунистического руководства страны.

Решение каких задач должно определять состав и масштабы государственного сектора в экономике России с точки зрения количества предприятий и их отраслевой принадлежности или, сформулируем иначе, какая часть ныне действующих предприятий госсектора не должна оставаться в собственности государства? Для ответа на вопрос об оптимальных размерах государственного сектора в экономике перечислим функции власти, представив их через те общественные блага (public goods), за поставку которых общество платит налоги государству (7).

1. Исключительные функции государства - чистые общественные блага. Это прежде всего оборона и безопасность, правосудие (уголовное и большая часть гражданского) и регулярные правоприменительные практики.

2. Общественные блага, предоставляемые государством наряду с частными некоммерческими и / или коммерческими поставщиками. Назовем в их числе: выборочный контроль реализации требований закона о страховании различных видов гражданской ответственности; защита семьи и прав ребенка (возможна приватизация некоммерческими организациями, частными благотворительными фондами и т.п.; так, частные приюты и детские дома семейного типа финансово прозрачнее и поставляют более качественные услуги); образование, наука, культура (здесь возможна частичная приватизация - коммерческие отделения в вузах, коммерческие музеи); здравоохранение (в отдельных случаях допустимы коммерческие поставки специальных услуг здравоохранения); пенсионное обеспечение; инфраструктура (транспорт, связь); денежное обращение, банки и банковская деятельность (в данной сфере возможна частичная или полная приватизация).

3. К спорным функциям государства можно отнести как некоторые из вышеперечисленных функций, не обладающие признаками чистых общественных благ, так и функции, связанные с демпфированием "провалов рынка" и отрицательных внешних эффектов. Их "спорность" обусловлена возможностью приватизации этих функции некоммерческими организациями, а также неналоговыми решениями (пример предложений Р. Коуза по уточнению границ прав частной собственности, права на компенсацию обесценения как альтернатива "налогу Пигу" и иным государственным усилиям по защите окружающей среды).

4. Функции, категорически противопоказанные государственной власти:

- владение и управление СМИ за исключением официальных печатных изданий для публикации нормативных актов и объявлений о торгах (приватизация, закупки для государственных нужд);

- предпринимательство, управление хозяйствующими субъектами, участие в ориентированных на прибыль проектах бюджетными средствами, даже если они являются компонентом производства таких благ, как оборона и безопасность.

Исходя из задач и вида деятельности того или иного государственного предприятия следовало бы установить очередность их приватизации или в ряде случаев, когда целью сохранения имущественного комплекса предприятия в собственности государства является поставка чистого общественного блага, рассмотреть вопрос о придании предприятию статуса учреждения.

Заметим, что функции обороны (то есть поддержания боеготовности армии и применения силы при необходимости), обеспечения безопасности, правопорядка и осуществления правосудия ни в одной стране не исполняются на организационной основе коммерческого предприятия. Причем армии, полиции, суды в отсталых странах в значительной мере напоминают "государственные предприятия" или "колонии" неформальных частных предприятий, действующих под видом государственного учреждения. Напротив, аналогичные структуры в странах с развитым правовым режимом - полностью государственные и частная коммерческая активность в них жестко преследуется.

В большинстве стран не наблюдается заметной концентрации государственных предприятий в сфере образования, здравоохранения и т.п. (государственные школы и университеты не являются коммерческими организациями). До начала 1980-х годов существенное присутствие государственных предприятий отмечалось лишь в отраслях жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), транспорта и связи. Однако в последние десятилетия государство уходит из этих отраслей (по крайней мере в большинстве развитых стран). Причем качество услуг ЖКХ и транспорта, как правило, остается на должном уровне, а спектр и качество услуг связи растут при снижении цен.

Отметим, что предположение о способности государства легко регулировать уровень своей экономической активности исходит из допущения о том, что оно действует исключительно в интересах общества как некий монолитный субъект. Поскольку в реальности любое государство далеко от подобной теоретической схемы, сохранение или даже усиление предпринимательской активности за счет бюджета может быть обусловлено частными интересами тех или иных групп.

Если такое допущение отвергнуть, то окажется, что уход государства из сферы предпринимательства связан с большими издержками, вызываемыми сопротивлением групп специальных интересов с участием государственных служащих, ориентированных на свои частные интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами общества. Для оценки сложности возникающих здесь проблем рассмотрим соответствующий зарубежный и российский опыт.

***

История и цели государственного предпринимательства: обзор литературы

Как свидетельствуют исторические обзоры опыта расширения масштабов государственного сектора, управления государственными предприятиями (8), на практике проблема национализации и государственного управления предприятиями не рассматривалась с точки зрения обеспечения производства четко специфицированных общественных благ, выполнения бесспорных государственных функций, компенсации "провалов рынка" или демпфирования внешних эффектов.

Нередко национализации проводились в связи с нарастающими финансовыми проблемами ряда предприятий, считавшихся по политическим соображениям необходимыми для общества и государства (есть множество примеров в Италии, "Амтрак" в США). Причем, как показывает опыт государственного регулирования железнодорожного транспорта в США (начиная с президентства Ф.Д. Рузвельта) и последующего его дерегулирования (начиная с конца президентского срока Дж. Картера и при Р. Рейгане), нарастающая неэффективность частных компаний зачастую вызвана искажениями рынка, создаваемыми государством по политическим или идеологическим соображениям.

Исходя из аналогичных наблюдений А. Шляйфер и Р. Вишны предложили модель, основанную на допущении, что политик максимизирует число своих сторонников с помощью избыточной занятости (9). Действительно, рост государственного сектора позволял политикам преимущественно левой идеологической ориентации, связанным с профсоюзами и т.п., расширять электоральную базу, "создавая рабочие места" (характерно, что столь противоестественный термин вполне прижился в современном экономическом языке - рабочие места создает не спрос, не предприниматель, на него реагирующий, а государство, которое, как уже давно очевидно, не способно учитывать рыночный спрос).

Анализ политической истории США опровергает тезис о важности активной антимонопольной политики, в пределе подразумевающий конкуренцию государственных предприятий с крупнейшими частными компаниями во имя ее сохранения. На протяжении почти всей своей истории крупные собственники проигрывали схватки с коалициями мелких и средних. Начиная со времен Вашингтона (10), Моргана и вплоть до недавнего энергетического кризиса в Калифорнии "олигархи" регулярно уступали грубому и корыстному нажиму среднего класса. Этим в том числе можно обосновать вывод Дж. Стиглера о том, что государственное регулирование обычно выгодно среднему классу, нейтрально для крупного бизнеса и невыгодно для бедных".

В работах названных авторов, по сути, подтверждается обоснованность одного из базовых подходов современной экономической теории, исходящего из допущения о том, что существуют лишь личные интересы, включая их отражение с учетом издержек в результате коллективных действий. Таким образом, нет никаких государственных интересов, есть лишь интересы конкретных государственных служащих.

В известной серии работ, основанных на обследовании и опросах экспертами Всемирного банка менеджеров и предпринимателей 20 постсоциалистических стран (12), отмечается, что менеджеры государственных предприятий тратят существенно больше времени на контакты с чиновниками, но при этом чуть ли не вдвое меньшую долю доходов (по сравнению с коллегами в частном секторе) - на подкуп чиновников. Это косвенно свидетельствует в пользу гипотезы о наличии наиболее примитивных стимулов защиты ГУПов наряду с основной гипотезой, базирующейся на модели У. Нисканена (13).

А. Яковлев отмечает угрозу "воспроизводства неконкурентных структур, типичных для сочетания несовершенный рынок - несовершенное государство" (14). В то же время в качестве рецепта решения проблемы автор предлагает создавать специальные институты, обеспечивающие инновации. Правда, под ними он понимает отнюдь не универсальные и эффективно поддерживаемые "правила игры" для всех экономических агентов. Напротив, он выступает за отказ от универсальных правил, предпочитая непонятно как осуществляемую "конкуренцию институтов". При этом не вполне ясно, о каких институтах идет речь: об очередном фонде поддержки инноваций (по образцу "Фонда Чили", созданного фактически еще до начала серьезных реформ в этой стране) или о неких "институциональных инновациях", вокруг которых сплотятся прогрессивные группы интересов", в пользу которых впоследствии надлежит "постепенно перераспределять ресурсы".В таком случае проще и технологичнее выбрать рецепт И. Гуркова: развитие инноваций через поощрение высокотехнологичных ГУПов и перераспределение в их пользу средств от частных нефтяных компаний (16) (с вполне прогнозируемыми тенденциями снижения эффективности народного хозяйства в целом в результате подрыва стимулов к ней в ряде ключевых секторов экономики). Действительно, ради чего стремиться к рыночным преимуществам, когда легче обосновать свою близость к государству и "высокотехнологичность" с тем, чтобы добиться перераспределения ресурсов в свою пользу?

Наше внимание к статье И. Гуркова обусловлено распространенностью подобного подхода и типичностью приводимых им аргументов. Отметим, что сама идея превосходства государства как собственника высокотехнологичных производств была опровергнута убедительными ссылками на практику еще почти полтора столетия назад в Великобритании. Выступая в парламенте по поводу государственной поддержки высокотехнологичных оборонных производств в 1864 г., Р. Кобден описал знакомую нам картину: "Один ... герцог утверждал..., что пушка сэра Уильяма Армстронга только что не говорит ...", на что разумные депутаты возражали: "Если Вы хотите видеть в производстве применение лучших приспособлений ..., надо этим заняться ..., но из этого вовсе не вытекает необходимость завести казенный оружейный завод" (17).

И. Гурков рассматривает возможности эффективного участия государства в секторах экономики, основанной на знаниях, на примере ГУ Па "Государственный центр по антибиотикам", подчеркивая сложности с обеспечением эффективного управления и маркетинга, с привлечением инвестиций. Он предлагает несколько институциональных форм решения названных проблем. Первую - приватизацию - он отвергает как заведомо неэффективную, поскольку, по его оценке, после перехода управления от "своего" - ученого к "чужаку" - менеджеру неминуем распад научного коллектива (состоящего из 160 сотрудников, в том числе 62 с учеными степенями). При этом будут утрачены полезные эффекты от накопления знаний в результате совместной деятельности большого коллектива ученых.

Заметим, что если при таком сценарии смена управляющего представляется действительно весьма вероятной, то принимаемый автором в качестве исходного тезис об эффективности коллектива из 160 человек требует обоснования. Очевидно, в рамках даже среднесрочного проекта творческое взаимодействие ни 160, ни 62 человек практически невозможно. В подобном случае у сотрудников не останется времени ни на что иное, кроме общения. Реальные размеры групп, работающих над научным проектом как одна творческая команда, нуждающаяся в регулярном общении, не превышают 7-8 человек.

Полезность дополнительных контактов в рамках научного сообщества не подлежит сомнению. Однако утверждение, что такое сообщество может существовать только в форме ГУПа (или финансируемого государством академического института), весьма спорно, особенно с появлением недорогого доступа в Интернет. Небогатой стране больше подходит модель научного сообщества Великобритании, в которой королевское научное общество возникло как сугубо частная инициатива и частный институт, хотя и поощряемый на "высшем уровне". Но наем помещений для своих встреч почтенные члены общества (и даже Ньютон и Гук) оплачивали за счет личных средств. Конечно, уже наблюдается тенденция постепенного отказа от непосильной французской академической модели, хотя все еще сохраняется мощная поддержка государством Российской академии наук, не только пользующейся бюджетным финансированием, но и получившей огромную и дорогостоящую недвижимость в наиболее престижных районах столицы и других крупнейших городов России.

И. Гурков предлагает три альтернативы - договор простого товарищества, создание хозяйственных обществ и, наконец, участие в финансово-промышленной группе. Первую он вполне резонно отвергает, поскольку она не обеспечивает частному инвестору приемлемых гарантий защиты инвестиций. Вторую он оценивает как приемлемую, а третью - как предпочтительную (что неудивительно, ведь в рамках огромной ФПГ раздутый до 160 человек штат исследовательской структуры, в которой могут эффективно работать максимум 30-40 человек, будет выглядеть не столь вызывающе). Отметим, что отличия двух последних вариантов от продажи имущественного комплекса незначительны. По сути, речь идет только о сохранении символа (поскольку эффективный финансовый контроль над ГУПом вряд ли возможен, а над "головами" ученых из-за проблемы асимметрии информации - тем более) государственного участия и контроля, пожалуй, за исключением контроля над единственным активом - патентами.

Но и данный контроль во всех случаях, кроме технологий, имеющих стратегическое оборонное значение, на практике лишен смысла. Относительно эффективно государство может решать лишь небольшое число задач. При его увеличении эффективность управления резко (нелинейно) падает. Следовательно, необходимо делать выбор, в том числе и среди патентов, подлежащих защите. Впрочем, многие наиболее важные технические решения даже не патентуются, поскольку само по себе наличие патента в военной сфере не защищает от их использования потенциальным противником, если он получит соответствующую информацию.

С одной стороны, государство либо жестко и относительно эффективно контролирует узкий круг технологий военного назначения и не тратит усилий на контроль над коммерческой сферой (за исключением сделок по продаже военных или иных отдельных стратегических товаров) и производством, либо довольствуется иллюзией полного контроля, не контролируя почти ничего (что мы и наблюдаем сегодня). С другой стороны, ужесточение контроля с тем, чтобы он стал эффективным, снимет с повестки дня проблему привлечения частных инвестиций, поскольку вся экономика страны превратится в единый "ГУП", не представляющий интереса в качестве объекта инвестирования. К тому же иностранные правительства могут запретить вкладывать в него финансовые средства по военно-политическим и стратегическим соображениям.

Дискуссии, а главное, решения о перераспределении ресурсов через бюджет тем или иным группам предприятий вновь делают актуальными замечания Я. Корнай и Л. Бальцеровича о важности жесткой бюджетной политики при приватизации (18). Сталкиваясь с жесткими бюджетными ограничениями, государственные предприятия вынуждены в массовом порядке продавать плохо используемые активы динамично растущему частному сектору. Л. Бальцерович поддерживает один из ключевых аргументов А. Чубайса - лучше продажа по плохим правилам, чем растаскивание собственности вовсе без правил (подобная практика создает целый ряд отрицательных внешних эффектов, искажает стимулы предпринимателей и менеджеров). Другими словами, жесткие бюджетные ограничения если и не снижают трансакционные издержки, что необходимо для скорейшего перехода собственности в "лучшие руки", то как минимум создают спрос на такое снижение, то есть на оптимизацию государственного регулирования.

В другой работе Л. Бальцерович утверждает: "...Тезис о том, что так называемые стратегические сектора должны находиться в государственной собственности и управлении, не имеет приемлемого рационального объяснения. Недостаток частного капитала не есть следствие постоянной неспособности частного сектора эффективно работать в этих отраслях, а является следствием административных или экономических барьеров, создаваемых государством" (19).

Отмечаемые в литературе проблемы (негативные стимулы менеджеров и представителей государства) государственного предпринимательства, естественно, слабо зависят от организационно-правовой формы. Во многих работах зарубежных авторов подобные границы вообще не проводятся. Среди последних работ отечественных специалистов можно сослаться на статью А. Муравьева, в которой на основе данных о пакетах акций, находящихся в федеральной собственности, показана относительная неэффективность государственного предпринимательства (20).

Завершая рассмотрение роли государственного предпринимательства в сфере технического прогресса, нельзя не упомянуть эволюционную теорию экономических изменений Р. Нельсона и С. Уинтера (21).

В ней ставится под сомнение способность к рациональному поведению даже высокомотивированных частных фирм, сталкивающихся с резкими изменениями рыночной конъюнктуры или вызовами технического прогресса (предполагается, что отбор победителей в конкурентном соревновании осуществляется в результате случайного эволюционного отбора). Очевидно, при согласии с такими взглядами на технический прогресс доверять какие-либо ресурсы государственному менеджеру, не заинтересованному в рациональном (то есть сопряженном с издержками на поиск информации) поведении даже с лагом, необходимым для изучения реакции большинства рыночных агентов на произошедшие изменения, бессмысленно и опасно.

***

Приложение

Интервью с директором ФГУП (проведено 2 сентября 2003 г., Москва)

Респондент отмечает неурегулированность отношений с собственником и неясность с представительством его интересов в условиях, когда им выступают два ведомства (Минимущества и профильное министерство). В результате имеются возможности провоцирования противоречий между ними и игры на них. Правда, оперативный контроль над предприятием осуществляет одно ведомство. Процедура такого контроля сводится к ежегодному запросу стандартного пакета документов финансовой отчетности балансовой комиссией. Последняя решает вопрос об оценке деятельности менеджеров и предприятия в течение одного заседания. Никаких четких критериев в деятельности и оценках комиссии нет. По мнению интервьюируемого, у руководства ФГУПа отсутствует потребность в высококвалифицированных кадрах, чтобы воспользоваться преимуществами "асимметрии информации", открывающимися при таком контроле.

Сама по себе форма "полного хозяйственного ведения" неудобна для работы на рынке в условиях конкуренции с компаниями, действующими в традиционных, сформировавшихся в ответ на запрос рынка организационно-правовых формах. Зато она снижает издержки и риски менеджмента по присвоению активов управляемого предприятия.

Платой за заведомо поверхностный контроль и, как правило, за помощь в назначении являются неформальные отношения определенных руководителей министерства и руководства ФГУПа, включая вызовы и поручения. Даже снятие предшественника интервьюируемого произошло в форме расторжения контракта по инициативе директора, которому просто предложили самому написать соответствующее заявление.

ФГУПы рассматриваются руководителями министерств как актив для удовлетворения личных нужд (проведение через их балансы представительских расходов, расходов на поездки и т.п.) либо как ресурс для оплаты тех или иных услуг частных коммерческих структур, с которыми ФГУПу рекомендуется устанавливать деловые отношения вне зависимости от того, насколько они экономически оправданы.

В своей деятельности руководство ФГУПа вынуждено ориентироваться не па деловой цикл (исследование рынка - выпуск товара или услуги - возврат средств - решение о новом проекте), диктуемый рынком, а на политико-административный, связанный с периодом пребывания в должности министра или иного лица, обеспечившего назначение. При его смене директору нередко удается ценой дополнительных издержек сохранить свой пост, но директора ФГУПов, являющихся наиболее важными активами, с которыми у руководства министерства, возможно, связаны далеко идущие планы, могут меняться вне зависимости от готовности директоров к сотрудничеству.

Идея улучшения ситуации за счет привлечения к руководству ФГУПов на конкурсной основе менеджеров или предпринимателей с хорошей репутацией, которая будет их удерживать от оппортунистического поведения, расценена как малореалистичная. По утверждению интервьюируемого, его репутация уже страдает от самого факта занятия такой должности, дающей, по обоснованному мнению окружающих и коллег по бизнесу, "легкие деньги". Кроме того, в результате отказа от продолжения "подкормки" служащих профильного министерства он сталкивается с ответной реакцией - распространением о нем заведомо не соответствующей действительности "неофициальной" информации.

Конкурсность назначения легко фальсифицируется, поскольку начиная со стадии подачи документов на участие в конкурсе существует множество путей отсева неугодных кандидатов, если они не располагают собственными возможностями политического давления или ресурсами для их приобретения. Другое дело, если назначение будет прелюдией (при молчаливом согласии представителей собственника) к захвату ФГУПа. Но тогда уж лучше обычная продажа.

В редких случаях, когда присутствие государства на рынке обосновано, по мнению интервьюируемого, меньшим злом является ОАО со 100-процентной госсобственностью. При этом по крайней мере действуют хорошо отработанные нормы взаимоотношений собственника и менеджера, есть определенные механизмы обеспечения прозрачности с помощью СМИ.

***

Взгляд на границы государственного предпринимательства

В ряде случаев государственное предприятие может быть если и не приемлемым, то по крайней мере не "большим злом" по сравнению с реально существующими альтернативами. Ведь предприятие, являющееся публичным с точки зрения как принадлежности к государственному сектору, так и очевидности его статуса, может быть продано и превратиться в один или несколько эффективно функционирующих бизнесов. Для предприятий, контролируемых через неформальные связи с тем или иным чиновником, зачастую характерны все главные недостатки и проблемы ГУПов (непрозрачность, неэффективность вследствие искажения стимулов, доступ к бюджетным деньгам и иные необоснованные конкурентные преимущества), но при этом издержки решения данных проблем намного выше.

Представим два предприятия. Первое - открытое акционерное общество, аффилированное с государственным служащим, имеющим право принимать решения, влияющие на прибыль данного общества. Второе - государственное предприятие, на которое государственный служащий может оказывать столь значимое влияние, что руководство предприятия готово пожертвовать частью ресурсов с тем, чтобы избежать его последствий. У "игроков" есть выбор между "кооперативным" (законопослушным) поведением, которое фиксирует проблему, и оппортунистическим, позволяющим конвертировать служебное положение в высокий личный доход. При условии небольшого риска уголовного преследования они вполне могут выбрать оппортунистическую стратегию. Но в варианте государственного предприятия общество по крайней мере лучше информировано о проблеме неэффективности использования ресурсов налогоплательщиков. В случае же с "близким" чиновнику частным предприятием его стимулы к оппортунистическому поведению могут оказаться намного сильнее, чем в случае с государственным предприятием. Информированность общества о названной проблеме, скорее всего, будет ниже.

В качестве примера ситуации, чреватой высокими издержками вследствие оппортунистического поведения и создающей сильные стимулы для него, можно привести организацию оптовой торговли продовольствием в Москве и "близкие" отношения правительства Москвы с ОАО АФК "Система".

В первом случае "особые" отношения правительства Москвы с отдельными фирмами в известной степени "институционализированы", поддержаны федеральным и городским законодательством (прежде всего законом "О качестве и безопасности пищевых продуктов"). Понять сложившуюся здесь ситуацию можно, если предположить, что руководство города является не просто "стейкхолдером", а коммерчески и лично заинтересованным "игроком" на этом рынке. Тогда рациональность его поведения не вызывает сомнений.

Во втором случае АФК "Система" - один из мощнейших отечественных холдингов - держателей акций приватизированных предприятий, имеющий возможность с наименьшими издержками лоббировать выгодные для себя решения, что искажает стимулы как менеджеров самого холдинга, так и его конкурентов, больше заинтересованных в инвестициях в "отношения с властями", нежели в проекты, максимизирующие прибыль для удовлетворения рыночного спроса, то есть общественную полезность.

***

(1) Радыгин А., Энтов Р. Институциональные проблемы развития корпоративного сектора: собственность, контроль, рынок ценных бумаг. М.: ИЭПП, Научные труды, 1999, N 12.

(2) Бастиа Ф. Кобден и Лига. Движение за свободу торговли в Англии. Челябинск, Социум, 2002.

(3) Мизес Л. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М.: Дело, 1993, с. 50-54.

(4) Корнай Я. Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма. М.: НП "Журнал "Вопросы экономики"", 2000, с. 97-102.

(5) Бальцерович Л. Капитализм. Социализм. Трансформация. Очерки на рубеже эпох. М.: Наука, УРАО, 1999.

(6) Эллерман Д. Ваучерная приватизация как инструмент холодной войны. Вопросы экономики, 1999, N 8, с. 99-111.

(7) Подобные списки вполне стандартны и широко распространены в экономической литературе (см., например, известные работы: Аткинсон А., Стиглиц Дж. Лекции по экономической теории государственного сектора. М.: Аспект Пресс, 1995; Стиглиц Дж. Экономика государственного сектора. М.: Инфра-М, 1997, а также Бриттен С. Капитализм с человеческим лицом. СПб.: Библиотека "Экономической школы", 1998, с. 85).

(8) Васильков Н. Государственные предприятия и приватизация в Италии. - МЭиМО, 1991, N 9, с. 96-100; Одинцова А. Управление предприятиями государственной и смешанной форм собственности во Франции. - Вопросы экономики, 1993, N К).

(9) Shleifer A., Vishny R. Politicians and Firms. - Quarterly Journal of Economics, 1994, November, p. 995-1025.

(10) Де Сото Э. Загадка капитала. М.: Олимп-Бизнес, 2001.

(11) Stigler G. The Theory of Economic Regulation. - Bell Journal of Economics and Management Science, 1971, vol. 2, N 1.

(12) Hellmann J., Jones G., Kaufmann D., Schankerman M. Measuring Governance and State Capture: The Role of Bureaucrats and Firms in Shaping the Business Environment. EBRD WP N 51, June 2000; Hellmann J., Kaufmann D., Jones G. Seize the State, Seize the Day: State Capture, Corruption and Influence in Transition. WB Policy Research Working Papers N 2444, 2000.

(13) Описание модели см. в: Niskanen W. Bureaucracy and Public Economics. Aldershot, Edward Elgar, 1994.

(14) Яковлев А. Взаимодействие групп интересов и их влияние на экономические реформы в современной России. Интернет-сайт фонда "Либеральная миссия", 2003 - http: // www. liberal. ru/article.asp? Num=128.

(15) В реальности в СССР, как, впрочем, и в ряде развитых стран, многие преуспевающие группы интересов относились вовсе не к высокотехнологичному ВПК. Еще во время второй мировой войны в советской армии ходили слухи (зафиксированные, в частности, фронтовым корреспондентом В. Гроссманом), что после войны колхозы распустят. Для солдат, призванных из деревни, это было сильным стимулом нанести поражение нацистам. Очевидно, даже простой нейтралитет властей в отношении колхозов привел бы к быстрому краху этого института после войны, как и произошло в реальности в Китае на старте реформ. Ситуация радикально изменилась, когда доходы от экспорта сырья и сокращение доли лиц, занятых в сельском хозяйстве, позволили стране "кормить своего крестьянина". Колхоз как институт распределения ренты, получаемой от государства, приобрел большую устойчивость (каковым качеством обладают любые распределительные коалиции, оказавшиеся у источника государственного финансирования). И в развитых странах победителями в конкуренции за получение государственной поддержки чаще всего выходят технологически далеко не самые передовые отрасли (угольная, металлургия, сельское хозяйство).

(16) Гурков И. Преодоление институциональных ограничений при реализации потенциала высокотехнологичных фирм. М.: ГУ-ВШЭ, "Мир России", 2001, том X, с. 117-127.

(17) Цит. по: Бастиа Ф. Указ, соч., с. 620-625.

(18) Корнай Я. Юридические обязательства, проблема их соблюдения и мягкие бюджетные ограничения. - Вопросы экономики, 1998, N 9, с. 33-45; Бальцерович Л. Капитализм. Социализм. Трансформация. Очерки на рубеже эпох.

(19) Balcerowicz L. Wolnosc i rozwoj. Ekonomia wolnego rynku. Krakow, 1995, s. 198 (цит. по: Романчук Я. Рукопись диссертации на соискание ученой степени кандидата экономических наук "Системные экономические реформы в трансформационном обществе. Сравнительный анализ технологий преобразования и целевых парадигм". М.: АНХ., 2003).

(20) Муравьев А. Государственные пакеты акций в российских компаниях. - Вопросы экономики, 2003, N 5, с. 101-120.

(21) Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М.: Дело, 2002.

Hosted by uCoz