МАКРОЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА РОЛИ РОССИЙСКОГО НЕФТЕГАЗОВОГО КОМПЛЕКСА.

Итоги послекризисного развития российской экономики в целом представляются позитивными. Однако многие ключевые вопросы остаются открытыми. В частности, нет единого мнения по одному из центральных пунктов: в какой мере экономический рост в последние годы объясняется благоприятными внешними факторами, а в какой - проводимой властями политикой и объективным улучшением экономических условий внутри страны. Ответ на данный вопрос имеет фундаментальное значение для выбора дальнейшего курса: либо мы заметно продвинулись к построению конкурентоспособной экономики (и тогда следует закрепить достигнутый прогресс), либо видимость благополучия возникает из-за высоких цен на нефть (и тогда необходимо искать альтернативные пути решения экономических проблем).

Разноречивость суждений во многом обусловлена недостатком обобщающих фактических данных. Несмотря на первостепенное значение сырьевого сектора для российской экономики, ощущается явный дефицит комплексных исследований роли, которую он играет в национальном хозяйстве.

В настоящей работе анализ сконцентрирован на главной, наиболее важной части сырьевого сектора - нефтегазовом комплексе (НГК). Его место в отечественной экономике во многих отношениях уникально. Это единственная крупная отрасль, в которой Россия удерживает лидирующие позиции в мире и имеет большой запас конкурентоспособности. Поставки нефти, нефтепродуктов и газа составляют половину суммарного экспорта товаров и услуг; примерно половина добываемых углеводородов экспортируется. Непредсказуемые колебания мировых цен на нефть и газ формируют главный источник зависимости российской экономики от мировой конъюнктуры (например, именно вследствие резкого падения мировых цен на нефть начал раскручиваться механизм финансового кризиса в 1998 г.). Соответственно актуален вопрос: увеличивается или уменьшается уязвимость нашей экономики вследствие колебаний цен на мировых рынках?

Размеры нефтегазового комплекса

Начнем анализ с оценки размеров нефтегазового комплекса, то есть его вклада в ВВП. Для 2000-2003 гг. Госкомстат РФ (ныне - Росстат) оценивает добавленную стоимость (ДС) топливной промышленности (включая угольную) всего в 7-8% ВВП. Для получения полных оценок необходимо учесть еще несколько факторов.

1. Оценки Госкомстата РФ опираются на стандартный способ измерения ДС в основных ценах (без учета налогов на продукты - НДС, экспортных пошлин, акцизов и др.). Однако для нефтегазового комплекса имеет смысл рассчитывать ДС в рыночных ценах, отражающих полный вклад сектора в ВВП.

2. Достаточно условны и "размыты" границы между ДС в добыче и ДС в транспортировке газа (что во многом определяется интегрированностью этих видов деятельности в рамках "Газпрома"). Соотношение цен приобретения и цен производителя без видимых причин сильно варьирует: так, названный показатель снизился с 5, 9 в середине 2000 г. до 3, 3 в I квартале 2002 г. и вновь повысился до 7, 7 к концу 2003 г. В данной связи целесообразно рассматривать НГК как совокупность не только добычи газа и нефти и их переработки, но и транспортировки по трубопроводам.

3. Как показывает анализ, существенная часть ДС переводится за счет механизма трансфертных цен из собственно нефтегазового комплекса в торгово-посредническую сферу и формально регистрируется там. На это обращается внимание, в частности, в недавнем исследовании Всемирного банка [1], где размеры такого эффекта оценены для 2000 г. Использование трансфертных цен, по всей видимости, объясняется большими возможностями ухода от налогов (в первую очередь от налога на прибыль) в посредническом секторе. Для устранения возникающей недооценки размеров НГК мы возвращаем в него добавленную стоимость, искусственно перемещенную в торговлю.

Таким образом, в дальнейшем рассматривается полная добавленная стоимость, созданная в НГК, включающем добычу нефти и газа, нефтепереработку и транспортировку углеводородов по трубопроводам. Наши оценки складывались из расчета вклада по трем основным составляющим: экспорт сырой нефти; экспорт и внутренние поставки нефтепродуктов; экспорт и внутренние поставки газа.

Для каждой компоненты ДС определялась как стоимость конечной реализации продукции за вычетом материальных затрат и затрат на транспортировку (кроме трубопроводной). Для экспортируемой продукции использовались цены экспортных поставок; для внутренних поставок нефтепродуктов цены предприятий плюс НДС, акциз и налог на реализацию ГСМ (до 2000 г. включительно). Учет внутренних поставок газа для промышленных потребителей осуществлялся по средним ценам приобретения газа, реализации на бытовые нужды - по оптовым ценам для населения.

Расчеты проводились для периода с 1998 по 2003 г. Изменения ДС за этот период определялись тремя группами факторов:

- внутренними факторами рассматриваемого сектора (рост производства и изменение его эффективности, сдвиги в структуре поставок);

- факторами на уровне национальной экономики (реальный курс рубля, динамика регулируемых внутренних цен на газ);

- внешними факторами (цены экспортных поставок). Полученные интегральные данные представлены в таблицах 1-4. Результаты расчетов свидетельствуют, что удельный вес НГК, достигнув пика в 26% ВВП в 2000 г., затем сокращался, но в 2003 г. вновь увеличился, составив 21 % ВВП. Более 2/3 этой суммы приходится на нефтяной сектор. Общая доля НГК в ВВП страны близка к соответствующему показателю Норвегии и примерно вдвое уступает сто доле и таких нефтедобывающих странах, как Саудовская Аравия и Кувейт.

В целом в 2003 г. размеры НГК были примерно такими же, как в 1999 г. (несмотря на существенно более высокие мировые цены). При этом в структуре комплекса произошли сдвиги: заметно повысился вклад в ВВП экспорта сырой нефти при снижении удельного веса внутренних поставок нефтепродуктов и поставок газа в ближнее зарубежье. Отметим, что ДС в секторе углеводородов, измеренная в долларах, выросла за последние четыре года в 2, 25 раза - то есть намного больше, чем физический объем ВВП. Однако вследствие происходившего одновременно укрепления рубля ВВП в долларовом выражении увеличился в той же пропорции.

Сравним наши оценки с данными Госкомстата РФ о вкладе отраслей топливно-энергетического комплекса в ВВП. Вычитая из рассчитанных нами размеров НГК добавленную стоимость в трубопроводном транспорте и косвенные налоги, мы получаем расчетную ДС к нефтегазовой промышленности в основных ценах (см. табл. 5). От показателя Госкомстата РФ ее отличает добавленная стоимость, перемещенная из углеводородного сектора в посреднический, которая учитывается используемым в настоящей работе методом, но не показателем добавленной стоимости в основных ценах. Таким образом, па протяжении рассматриваемого периода от 6 до 11% ВВП ежегодно перемещалось из НГК в торговлю с помощью трансфертных цен. Отметим, что соответствующая оценка в докладе Всемирного банка [2] для 2000 г. с использованием торговых наценок Канады (11, 4% ВВП) практически совпадает с нашей (для других лет оценки в докладе не приводились). Совпадение результатов, полученных независимо разными методами, существенно повышает степень их достоверности.

Несколько различаются оценки вклада отдельных отраслей нефтегазовой промышленности в перемещение ДС. Если, согласно расчетам Всемирного банка, его величина почти поровну делилась между нефтяным и газовым секторами, то, по нашим оценкам, масштабы перемещения ДС из нефтяного сектора оказались вдвое большими (см. табл. 6). Такое различие может быть связано, например, с неодинаковым отражением посреднических услуг в транспортировке газа.

Наш анализ свидетельствует, что величину перемещаемой из НГК добавленной стоимости нельзя считать стабильной: она существенно снизилась в 2001 г., но вновь выросла в 2003 г. (см. табл. 7). Как следует из рисунка 1, масштабы перемещения менялись вместе с расчетной величиной ДС в углеводородном секторе (за вычетом косвенных налогов): 9-10% ВВП оставалось в НГК, остальное переходило в посредническую сферу. Отношение перемещаемой ДС к расчетной прибыли (получаемой суммированием показателей отчетной прибыли и перемещения) в среднем составляло около 70%.

Очевидно, динамика размеров НГК во многом определялась колебаниями ценовой конъюнктуры. Для того чтобы выявить объективные тенденции изменения роли сектора, необходимо оценить его характеристики в сопоставимых внешних условиях. В этих целях мы построили стандартизованные показатели НГК, рассчитанные при нормальных ценах мирового рынка.

Показатели объемов производства, экспорта и обменного курса считались фиксированными, равными фактическим величинам. Стандартная цена нефти марки "Юралс" принималась равной 20 долл./барр. [3], цена на газ при экспорте в дальнее зарубежье - 90 долл./тыс. куб. м, при экспорте в ближнее зарубежье - 45 долл. / тыс. куб. м. Стандартная цена нефтепродуктов на внутреннем рынке (Pc) определялась исходя из условия равновыгодности внутренних и внешних поставок (с учетом изменения как экспортных цен, так и экспортных пошлин) при любых ценах [4]:

Рс= Р + (РЕс - РЕ) - (EDc - ED),

где: Р, РЕ - цена поставок нефтепродуктов соответственно на внутренний рынок и на экспорт в дальнее зарубежье; ED - экспортная пошлина, а индекс с означает стандартные значения показателей.

Разность между фактическими и стандартизованными показателями представляет собой "конъюнктурный доход". В последующем анализе используется несколько разновидностей этого понятия: конъюнктурный доход экономики Кэ (разность между фактической стоимостью экспорта и его стоимостью при стандартных ценах); конъюнктурный доход отрасли Ко (разность между полной добавленной стоимостью сектора при фактических и стандартных ценах); конъюнктурный доход бюджета Кб (дополнительные доходы бюджета в результате отклонения цеп от стандартных значений). Конъюнктурные доходы могут быть как положительными (когда мировые цены выше стандартных значений), так и отрицательными (когда они опускаются ниже стандартного уровня).

Стандартизованные размеры отраслей НГК (хс.) определяются как отношение скорректированной на конъюнктурные доходы ДС по этим секторам к скорректированной величине ВВП. В обоих случаях из добавленной стоимости по сектору (X) и экономике (У) вычитались соответствующие конъюнктурные доходы: хс. = (X - Ко)/(Y - К).

Приведенные в таблице 8 данные позволяют сделать вывод о том, что нынешние размеры НГК определяются лишь очень высокими текущими ценами на углеводороды. При сохранении неизменной внешней конъюнктуры доля НГК снижалась бы последовательно на протяжении всего анализируемого периода - с 25% ВВП в 1999 г. до 17% ВВП в 2003 г. Подобная динамика обусловлена макроэкономическими факторами: значительное укрепление рубля привело к повышению удельного веса "неторгуемых" секторов, в которых цены не связаны с ценами конкурирующих зарубежных аналогов (так, доля услуг, "очищенная" от перемещенной из НГК добавленной стоимости, повысилась почти на 4% ВВП). Соответственно сократилась доля в ВВП секторов, ориентированных на экспорт, в частности, вклад нефтяного сектора снизился на 1/4, несмотря на то что рост добычи нефти за этот период (38%) превышал рост ВВП. В газовом секторе дополнительную роль сыграло значительное отставание темпов роста производства (добыча увеличилась менее чем на 5%), что определило еще более резкое сокращение его стандартизованной доли в ВВП (на 39%).

Платежный баланс

Обратимся теперь к анализу роли НГК в платежном балансе. Согласно приведенным в таблице 9 данным, экспорт углеводородов увеличивался в абсолютном выражении (то есть в миллиардах долларов) и в процентах от стоимости всего экспорта, оставаясь примерно стабильным в процентах ВВП. Однако совсем иная картина возникает при рассмотрении стандартизованных показателей, получаемых вычитанием экспортного конъюнктурного дохода НГК (Кн) из экспорта и ВВП:

ЕНс = ЕН-Кн dс = ЕНс/(Е-Кн) gс =EHc/(Y-Кн),

где: EH, EH, - фактический и стандартизованный объемы экспорта углеводородов; Е - суммарный экспорт товаров и услуг; У - BBII; dс, gс - стандартизованное отношение углеводородного экспорта к общему экспорту и к ВВП соответственно.

Как видно из рисунка 2, стандартизованная стоимость нефтегазового экспорта растет, однако его доля в суммарном экспорте довольно стабильна, а отношение углеводородного экспорта к ВВП имеет выраженную тенденцию к снижению. Последний показатель упал с 18, 7% в 1999 г. до 13, 3% ВВП в 2003 г.

Снижается и отношение дополнительных валютных поступлений при удорожании нефти на 1 долл./барр. (и пропорциональном изменении цен на газ) к ВВП: если в 1999 г. эта величина составляла 1, 06%, то в 2003 г. - 0, 65% ВВП. Фактически влияние колебаний цен на нефть меньше, поскольку цены на газ реагируют па удорожание нефти с запаздыванием и не так сильно.

Эффект возможных колебаний внешней конъюнктуры целесообразно оценить с точки зрения устойчивости монетарной системы. Как известно, едва ли не главной проблемой денежно-кредитной политики в России в последние годы была необходимость стерилизации избыточной эмиссии, связанной с покупкой ЦБ РФ конъюнктурных сверхдоходов экспортеров. Поэтому мерой зависимости монетарной сферы от внешних условий может служить отношение эмиссии при покупке дополнительных экспортных доходов, возникающих в результате повышения цены на нефть на 1 долл./барр. (и соответствующего повышения цены на газ), к денежной базе. На рисунке 3 видно, что такое отношение быстро падает: с 21% в 1999 г. до всего лишь 8% в 2003 г. - соответственно ослабляется потенциальное дестабилизирующее влияние внешней конъюнктуры па монетарную сферу. Заметим также, что оба представленных на рисунке 3 показателя практически вернулись на уровень 1998 г.

Полученные результаты позволяют сделать вывод о том, что с макроэкономической точки зрения значение экспорта углеводородов последовательно уменьшается. Однако это происходит за счет не появления альтернативных статей экспорта, а общего уменьшения роли ориентированных на экспорт отраслей (доля экспорта товаров и услуг в ВВП сократилась с 44% в 2000 г. до 35% в 2003 г.).

Представляет интерес сравнение прямого влияния колебаний мировых цен на ВВП (через стоимость экспорта) для России и других ведущих нефтедобывающих стран. Этот показатель зависит и от вклада нефтяного сектора в экономику страны, и от того, какая часть продукции сектора экспортируется. Как следует из данных таблицы 10, в сопоставимом измерении (% ВВП) российская экономика характеризуется втрое меньшей чувствительностью к колебаниям внешних цен по сравнению с Саудовской Аравией и Кувейтом, вдвое меньшей, чем Алжир и Венесуэла, и практически одинаковой с Норвегией.

С точки зрения оценки общего влияния внешних условий на российскую экономику важно отметить наличие явной положительной связи между величиной конъюнктурного дохода экономики и чистым оттоком капитала без учета наличной валюты (см. рис. 4). Корреляция между квартальными значениями этих показателей (после "очистки" показателя оттока капитала от сезонности) в 2000-2003 гг. составила 0, 47. Такую связь можно объяснить тем, что конъюнктурные доходы концентрируются в нефтегазовом комплексе, который не в состоянии быстро превратить эти ресурсы во внутренние инвестиции, слабость же финансовой системы не позволяет эффективно инвестировать их в другие отрасли.

Бюджетная система

При рассмотрении вклада НГК в формирование бюджетных доходов мы затрагиваем сразу несколько проблем. Во-первых, полученные нами оценки размеров нефтегазового комплекса позволяют уточнить налоговую нагрузку на него, учитывая и ту часть ДС, которая переводится в посредническую сферу. Во-вторых, появляется возможность точнее проанализировать влияние налоговой реформы на названную нагрузку в отраслях НГК. Наконец, мы анализируем роль углеводородного сектора в формировании бюджетных ресурсов и степень зависимости бюджета от колебаний внешней конъюнктуры.

В таблице 11 представлены расчетные показатели налоговой нагрузки, определяемые как отношение уплаченных налогов к полной добавленной стоимости (для НГК - с учетом той части, которая была формально перемещена в торговлю). В состав налогов включались все, связанные с деятельностью НГК либо начисляемые па его продукцию (например, акцизы), даже если их платили другие отрасли. Данные о налоговой нагрузке на НГК не учитывают некоторые из уплаченных посредническими (трейдерскими) компаниями общих налогов (прежде всего налог на прибыль). Однако их учет не мог бы существенно повлиять на конечный результат: во-первых, основная цель перемещения заключается в оптимизации налогов; во-вторых, весь уплаченный в торговле налог на прибыль составлял в 2000-2003 гг. от 0, 3 до 0, 8% ВВП (трудно представить, что доля нефтегазовых трейдеров в этой сумме превышала половину).

Полученные результаты свидетельствуют о резком росте налоговой нагрузки на НГК в 2000-2001 гг. (что связано в первую очередь с восстановлением экспортных пошлин). Однако сравнение с нагрузкой в других секторах позволяет сделать неожиданный вывод: повышение налогообложения в НГК выглядит столь значительным прежде всего потому, что оно изначально находилось на очень низком уровне. Существовавшая в тот период налоговая система не могла в достаточной мере отреагировать на резкое увеличение размеров НГК вследствие девальвации рубля. В итоге до 2001 г. нагрузка на нефтегазовый комплекс была ниже, чем на остальную экономику! Кроме того, начиная с 2000 г. в нем появились конъюнктурные сверхдоходы, которые стали облагаться по более высокой норме, чем регулярные доходы (что представляется вполне оправданным). Отметим также, что в 2002-2003 гг. налоговая нагрузка на НГК в целом снижалась (во многом благодаря реформированию налога на прибыль).

При сравнительной оценке налоговой нагрузки в НГК и других секторах следует учитывать, что значительную часть "остальной экономики" составляют не облагаемый налогами неформальный сектор (включающий как принципиально нерегистрируемую активность, например, работу в личных подсобных хозяйствах, так и скрываемую от налогообложения деятельность) и нерыночные услуги, где налоговая нагрузка очень мала. Более подходящим объектом сопоставления для НГК представляются аналогичные секторы - промышленность и транспорт (в обоих случаях исключая элементы нефтегазового комплекса). Факт сравнительно низкого налогообложения в НГК до 2001 г. при этом становится еще более очевидным. В последующие годы налоговое бремя на НГК находилось практически на том же уровне, что и для промышленности без нефтегазовой отрасли.

Из-за отсутствия данных о распределении уплаченных налогов между отраслями нефтепроводного и газопроводного транспорта нельзя рассчитать нагрузку в целом в нефтяном и газовом секторах. Однако расчеты показывают, что общая нагрузка на добычу и транспортировку газа в последние два года была ниже, чем на промышленность без углеводородного сектора.

Последняя строчка таблицы 11 иллюстрирует, насколько радикально меняется оценка налоговой нагрузки на углеводородный сектор, если не учитывать перемещенную оттуда добавленную стоимость. В этом случае оценка налогового бремени оказалась бы в 1, 5 раза выше, составляя 60-62% от полной ДС. Кроме того, корректно построенные оценки налоговой нагрузки показывают, что в последние два года она снижалась, а не росла, как можно было бы заключить, если не делать поправку на перемещение ДС.

В таблице 12 приведены данные о вкладе НГК в бюджетные доходы. Они показывают, что большая часть прироста доходов в послекризисный период была обеспечена сектором углеводородов (ранее на это обратил внимание Г. Квон [5]). При этом поступления в бюджет из НГК в процентах ВВП за последние четыре года повышались только за счет нефтедобычи и нефтепереработки, тогда как уровень поступлений из газового сектора и трубопроводного транспорта в целом за период не изменился. Рост бюджетных доходов, полученных из НТК, объясняется двумя причинами. Во-первых, если сравнивать с 1998 г. (как это делает Г. Квон), то девальвация и последующий более чем двукратный рост цен на нефть привели к существенному увеличению размеров нефтегазового комплекса (см. табл. 4). Во-вторых, как было показано выше, возросла налоговая нагрузка на сектор углеводородов. В то же время отметим, что после 2001 г. поступления в бюджет из НГК стали постепенно сокращаться.

На рисунке 5 видно, что доля доходов расширенного бюджета, поступающих из НГК, после резкого повышения в 2000-2001 гг. до 25% несколько снизилась и стабилизировалась на уровне 22, 0-22, .5%. Таким образом, вопреки распространенному мнению о сверхзначимости углеводородного сектора для бюджета его вклад даже при высоких ценах на нефть лишь незначительно превышает удельный вес сектора в ВВП. Тем самым еще раз подтверждается вывод о том, что в целом налоговая нагрузка на этот сектор отнюдь не чрезмерна.

В консолидированном бюджете роль НГК несколько больше: он обеспечивает 28% доходов, хотя и здесь нельзя говорить о доминирующем значении данного источника. Определенную проблему создаст концентрация углеводородных доходов в федеральном бюджете. В него поступает 80% налоговых отчислений НГК, в результате удельный вес НГК в структуре источников федеральных доходов достаточно высок (33% в 2003 г.). Соответственно сильнее и зависимость федерального бюджета от внешней конъюнктуры.

Как и в случае с вкладом НГК в ВВП и экспортные поступления, величина платежей из этого сектора в бюджет весьма чувствительна к внешней конъюнктуре. Вопрос о зависимости бюджета от мировых цен на нефть и газ был детально рассмотрен в упомянутой выше работе Г. Квона. Он обратил внимание на то, что введение привязанных к мировым ценам экспортных пошлин и НДПИ усилило зависимость бюджета от внешней конъюнктуры. По его оценкам, чувствительность доходов федерального бюджета (в диапазоне цен на нефть 20-25 долл./барр.) возросла с 0, 08% ВВП на 1 долл. изменения цены на нефть марки "Юралс" в 1998 г. до 0, 35% ВВП в 2003 г. Это означает, что в 2002 г. при нормальной конъюнктуре федеральные доходы оказались бы на 1, 1% ВВП меньше фактических, а в 2003 г. - на 2, 5% ВВП меньше. Сравнивая эти показатели с расходами, мы получаем, что при стандартных внешних условиях в 2003 г. федеральный бюджет имел бы дефицит в размере 0, 8% ВВП вместо профицита 1, 7% ВВП.

Усиление связи между федеральными доходами и внешней конъюнктурой частично объясняется последовательной централизацией ресурсных платежей: если до 2001 г. (включительно) они направлялись преимущественно в территориальные бюджеты, то после введения в 2002 г. НДПИ основная его часть (75-80%) стала поступать в федеральный бюджет. Таким образом, зависимость бюджетной системы от внешней конъюнктуры точнее характеризуется влиянием мировых цен на налоговые доходы в целом, а не на доходы федерального бюджета.

При расчетах зависимости налоговых поступлений [6] от мировых цен на нефть и газ (для газа принималось изменение цены, пропорциональное удорожанию нефти на 1 долл./барр., что равнозначно повышению цен экспорта в дальнее зарубежье на 4, 5 долл./тыс. куб. м и экспорта в ближнее зарубежье на 2, 25 долл./тыс. куб. м) учитывались:

- прямая привязка экспортных пошлин на углеводороды и НДПИ на нефть к ценам мирового рынка;

- изменение прибыли нефтяных и газовых компаний. Здесь делалась коррекция на выявленное перемещение части прибыли из НГК, занижающее базу налога на прибыль;

- изменение НДС и акцизов при изменении внутренних цен. Как отмечалось выше, связь между внешними и внутренними ценами определяется принципом равновыгодности экспортных и внутренних поставок (цены внутреннего рынка растут на величину удорожания экспорта за вычетом увеличения экспортных пошлин). При этом удорожание нефтепродуктов ведет к сокращению прибыли (и соответственно налога на прибыль) в других отраслях.

До 2002 г. базой ресурсных платежей (в виде платы за недра, платежей на воспроизводство минерально-сырьевой базы) и акцизов в основном служила стоимость нефти и газа во внутренних ценах. Регулируемые внутренние цены на газ считались фиксированными. Для нефти была выявлена слабая связь: анализ Экономической экспертной группы показал, что в период 2000-2003 гг. при повышении цены экспорта в дальнее зарубежье на 1 долл. внутренняя цепа на нефть росла лишь на 0, 2 долл. Учитывая, что экспортные пошлины (определяющие отличие внутренних цен от внешних) изымали в среднем примерно 35% конъюнктурных доходов нефтяников, мы получаем значительный (0, 45 долл.) разрыв между приростом внутренних и внешних цен, не обусловленный экономическими факторами. Величина такого разрыва соответствует полученному в настоящей работе выводу о том, что примерно половина ДС сектора перемещается в посредническую сферу за счет трансфертных цен.

Физические объемы добычи и экспорта углеводородов и ВВП в целом, как и выше, считались заданными и равными их фактическим величинам. Мы не учитывали также возможное влияние конъюнктуры на уровень зарплаты. Учет этих факторов может несколько повысить оценку чувствительности бюджета к внешним условиям, однако вряд ли существенно ее изменит.

Полученные результаты (см. табл. 13) совместимы с оценками Г. Квона. Вместе с тем они показывают не столь драматичную картину роста зависимости бюджета от внешней конъюнктуры. Так, если в диапазоне цен 20-25 долл./барр. чувствительность федерального бюджета к изменению цен на нефть па 1 долл./барр., по оценкам Г. Квона, повысилась в 2000-2003 гг. вдвое (с 0, 17% ВВП до 0, 35% ВВП), то для расширенного бюджета чувствительность увеличилась менее чем на V/, (с 0, 31 до 0, 38% ВВП).

Построенные коэффициенты зависимости налоговых доходов от цен дают возможность рассчитать конъюнктурные поступления в расширенный бюджет из НГК (см. табл. 14). Вычитая найденные неличины конъюнктурных доходов (из налогов, поступающих из НГК, из полных доходов бюджета и из ДС нефтегазового сектора), можно получить расчетные показатели налогообложения углеводородного сектора при нормальных ценах.

Данные, приведенные в таблице 15, позволяют сделать два важных вывода. Во-первых, они показывают, что стандартизованный вклад НГК в бюджетную систему и его доля в доходах расширенного бюджета при стандартных ценах последовательно сокращаются после 2001 г. Во-вторых, при сопоставлении полученных оценок с данными таблицы 8 видно, что при стандартной конъюнктуре поступающие из НГК налоги оказались бы ниже доли этого сектора в ВВП. Это указывает на возможность повысить нагрузку на сырьевые секторы не только при высоких экспортных ценах (как это делалось в последние годы), но и при нормальной конъюнктуре. Далее, оказывается, что стандартизованная налоговая нагрузка на НГК после резкого подъема в 2001-2002 гг. вернулась в 2003 г. к исходному уровню 2000 г. При этом на протяжении всего периода за исключением 2001 г. она оставалась более низкой, чем нагрузка на промышленность без нефтегазового комплекса. Иными словами, усиление связи между налогообложением и ценовой конъюнктурой в условиях высоких цен скрыло тот факт, что нагрузка на добычу и экспорт углеводородов при стандартных ценах последовательно снижалась, сократившись за два последних года на 1/4!

Отметим, что в отличие от фактических стандартизованные показатели налоговой нагрузки на газовую промышленность устойчиво превышают аналогичные показатели для нефтяной промышленности (хотя объединение добычи и транспортировки газа, по всей видимости, существенно снизило бы оценку нагрузки на газовый сектор). Это объясняется низкой долей изъятия конъюнктурных доходов в газовом секторе по сравнению с нефтяным. В результате отношение уплачиваемых налогов к ДС в нефтяной отрасли повышается с ростом мировых цен, а в газовом секторе, напротив, снижается.

Как следует относиться к росту чувствительности бюджета к колебаниям внешней конъюнктуры? Нередко это рассматривается как свидетельство ослабления бюджетной системы, повышения ее уязвимости. Некоторые экономисты возражают против более полного изъятия ренты в сырьевом секторе, аргументируя это опасностью дальнейшего усиления зависимости бюджетной системы от неустойчивой внешней конъюнктуры.

С таким мнением нельзя согласиться. На самом деле устойчивость бюджета определяется не только (и даже не столько) стабильностью доходов, сколько проводимой бюджетной политикой в целом. Изменчивость доходов в зависимости от внешних условий предъявляет особые требования к бюджетной политике и при правильном ее проведении может не создавать фундаментальных проблем.

Прежде всего необходимо четко разделять основные (регулярные) и конъюнктурные доходы и принципиально по-разному относиться к ним: конъюнктурные доходы нельзя рассматривать как источник финансирования постоянных обязательств. Именно поэтому важно понимать, что сочетание благоприятной конъюнктуры и укрепившейся привязки налогов к мировым ценам замаскировало произошедшее в 2003 г. падение стандартизованных доходов расширенного бюджета. Неустойчивость доходов песет потенциальную опасность, поскольку при ухудшении конъюнктуры и падении доходов правительство вынуждено либо резко увеличивать заимствования, либо существенно сокращать свои расходы. В ряде исследований выявлено значимое негативное влияние непредсказуемости показателей бюджетной и монетарной политики на инвестиции и экономический рост [7]. На важность сглаживания странами - экспортерами нефти государственных расходов по отношению к колебаниям внешней конъюнктуры указывают многие авторы [8].

Характеристикой устойчивости бюджетной политики может служить величина "структурного баланса", определяемого как разность между расходами и стандартизованными доходами бюджета. Наличие структурного дефицита означает, что после завершения периода благоприятной конъюнктуры правительству придется либо сокращать расходы, либо осуществлять заимствования. Какую же бюджетную политику правительство РФ фактически проводило в начавшийся в 2000 г. период высоких цен на углеводороды?Из данных таблицы 16 следует, что в 2000-2001 гг. бюджетная система не только не направляла конъюнктурные доходы на текущие расходы, но и не полностью использовала даже основные доходы. В 2002 г. возник небольшой структурный дефицит расширенного бюджета (в основном объясняемый тем, что выплаты за приобретение правительством РФ Внешторгбанка у Банка России рассматривались как расходы, хотя правильнее было бы учесть их в источниках финансирования бюджета как деприватизацию), а в 2003 г. он возрос до 0, 9% ВВП. Сочетание структурного дефицита с общим профицитом означает, что конъюнктурные доходы при этом расходовались не полностью. Структурный дисбаланс стал результатом того, что благодаря налоговой реформе стандартизованные доходы расширенного бюджета в 2003 г. снизились на 2, 0% ВВП по сравнению с 2000 г., тогда как расходы увеличились на 0, 3% ВВП.

Источник: расчеты автора и Экономической экспертной группы.

Как же использовался профицит федерального бюджета? Всего за четыре года средства, направленные на чистое погашение долга и накопление финансового резерва, то есть на цели, не связанные с текущими расходами, почти в 1, 5 раза (или на 10 млрд. долл.) превзошли конъюнктурные нефтегазовые доходы (см. табл. 17).

В результате создания в 2004 г. Стабилизационного фонда (СФ) возник механизм трансформации переменных внешних условий в стабильную внутреннюю среду. Однако в связи с ожидаемым в скором времени достижением максимальной суммы СФ (500 млрд. руб.) вновь встает вопрос о возможном использовании конъюнктурных доходов. Нередко подвергается сомнению сама целесообразность формирования СФ.

Для обсуждения возникающих здесь вопросов рассмотрим более общую проблему. Пусть в экономике в результате изменчивости внешних цен случайно и непредсказуемо возникает конъюнктурный сверхдоход (то есть доход сверх экономической прибыли). В случае российской экономики речь идет о переменных размерах природной ренты в зависимости от внешней конъюнктуры. Следует ли стремиться изымать в бюджет значительную часть этих доходов или же высокая доля непостоянных доходов в бюджете будет свидетельствовать о его неустойчивости? Сформулируем задачу так: предположим, выбран желаемый постоянный уровень государственных расходов (в % ВВП) Е и экономика получает непредсказуемый конъюнктурный доход. Какая бюджетная политика наиболее целесообразна в подобной ситуации?

Прежде всего отметим опасность упрощенного определения сверхдоходов в рассматриваемой ситуации. Если цена на нефть может опуститься ниже уровня ро, обеспечивающего экономическую прибыль, то сверхдоходами нельзя считать просто всю разность между фактическими доходами и доходами при цене ро. Часть такого превышения нужно оставлять производителям для покрытия их убытков при низких ценах - это означает, что должна изыматься разница между фактической ценой р и функцией z(p), обеспечивающей в среднем экономическую прибыль (z(p) = p при р <ро, ро<z(p)<p в остальных случаях).

Предположим, что средняя величина сверхдоходов равна W. Тогда бюджетная политика характеризуется сочетанием налоговой нагрузки на регулярные доходы Т и долей изымаемых сверхдоходов с/. Эти параметры, очевидно, определяют средний уровень структурного дефицита BS:

BS = Е - (T + dW),

который фактически тоже является элементом избираемой бюджетной политики.

При заданных величинах расходов Е и структурного дефицита BS чем большая часть конъюнктурных доходов изымается в бюджет, тем меньшая нагрузка может быть установлена па регулярные доходы. Важно, что изъятие сверхдоходов, носящих рентный характер, в отличие от случая общих налогов не оказывает негативного воздействия на экономику.

Поддержание стабильного уровня расходов при использовании конъюнктурных доходов может быть обеспечено одним из двух способов. Первый связан с механизмом Стабилизационного фонда, то есть накоплением средств при благоприятной конъюнктуре и их использованием при неблагоприятной. Второй способ предусматривает погашение государственного долга в периоды высоких цен и осуществления заимствований при их падении. Недостатком первого способа служит необходимость инвестирования средств СФ в надежные, но сравнительно низкодоходные активы (как правило, иностранные государственные облигации с высоким кредитным рейтингом). Второй способ также имеет серьезный недостаток: поскольку моменты падения цен непредсказуемы, невозможно облегчить обслуживание долга именно в эти периоды. Тем самым возникает необходимость больших заимствований во время плохой конъюнктуры.

Таким образом, в первом случае неэффективность измеряется разницей в доходности по надежным долговым обязательствам иностранных государств и по российскому долгу. Во втором - она определяется разрывом в доходности российского долга при хорошей и плохой конъюнктура (усугубляемой в последнем случае необходимостью масштабных заимствований). Разница между доходностью наиболее надежных облигаций и еврооблигаций России составляет в настоящее время примерно 3 п.п. В то же время при падении цен на нефть с фактического уровня 2003 г. (27 долл./барр.) до стандартного уровня 20 долл./барр. (и соответствующем снижении цен на газ) при тех же бюджетных расходах и в отсутствие финансового резерва потребовалось бы осуществлять внешние заимствования на сумму примерно 5 млрд. долл. в год, при падении цен до 15 долл./ барр. - 10 млрд. долл. В результате столь значительного увеличения заимствований в условиях неблагоприятной конъюнктуры резко и надолго повысились бы процентные ставки по российскому долгу (как государственному, так и частному).

Отметим, что изъятие конъюнктурного дохода в бюджет в обоих случаях оказывает стабилизирующее воздействие не только на последний, но и на монетарную сферу: в периоды, когда доходы выше среднего уровня, избыток средств превращается в отток капитала (за счет погашения внешнего долга либо инвестирования средств СФ в иностранные активы); при снижении доходов ниже нормального уровня происходит приток капитала - накопленные средства СФ возвращаются либо значительно увеличиваются масштабы заимствований. Полное изъятие конъюнктурных доходов экономики в Стабилизационный фонд способствовало бы решению основной макроэкономической задачи, стоящей перед Центральным банком РФ в последние годы, автоматически предотвращая избыточное укрепление рубля и рост инфляции при высоких ценах на нефть.

В переходных экономиках возникает еще одно потенциально эффективное направление использования конъюнктурных доходов: проведение структурных реформ, прежде всего обеспечивающих экономию бюджетных средств в будущем.

Таблица 18 иллюстрирует преимущества политики максимального изъятия конъюнктурных доходов на основе механизма Стабилизационного фонда. Наш анализ свидетельствует, что при правильном управлении бюджетными средствами чем большая часть конъюнктурных доходов изымается, тем выше качество фискальной политики.

В таблице 19 содержатся оценки доли изъятия в бюджетную систему дополнительных доходов экономики от повышения мировых цен на нефть и газ, предусматриваемой российской налоговой системой мой в разные годы. Согласно данным таблицы 19, в нефтяном секторе начиная с 2002 г. изымаемая в бюджет доля конъюнктурных доходов последовательно повышается. В 2004 г.в зависимости от ценового диапазона эта доля составляет 62-70%, а в результате принятых изменений НДПИ и шкалы экспортных пошлин на нефть в 2005 г. она возрастет при высоких ценах до 87%. В газовом секторе, напротив, доля изъятия невелика (в 2-3 раза ниже, чем в нефтяной отрасли) и продолжает уменьшаться.

В то же время расширяется практика использования конъюнктурных доходов на текущее потребление. По нашим расчетам, в 2004 г. федеральный бюджет будет иметь структурный профицит около 0, 3% ВВП, но в проекте Закона о федеральном бюджете на 2005 г. уже заложен структурный дефицит 0, 7% ВВП. Сам по себе подобный дисбаланс не представляет макроэкономической угрозы (особенно с учетом небольших нынешних размеров государственного долга), но постепенный рост структурного дефицита и решение использовать конъюнктурные доходы в 2005 г. на замещение потерь от снижения ЕСН демонстрируют опасную тенденцию "размывания" границ между основными и конъюнктурными доходами.

Резюмируя, можно сказать, что серьезную угрозу устойчивости бюджета представляет не само по себе повышение его зависимости от внешней конъюнктуры, а сочетание этого процесса с неправильным использованием конъюнктурной части доходов. К сожалению, недавние действия правительства в данном вопросе оказались непоследовательными: шаг в правильном направлении - создание Стабилизационного фонда - сопровождался установлением уравнительно небольшого предела его накопления (500 млрд. руб.), при этом в законодательстве отсутствуют четкие указания, на что могут использоваться конъюнктурные доходы после достижения указанного предела.

Вклад НГК и внешней конъюнктуры в экономический рост

На рисунке б представлены расчетные индексы роста добавленной стоимости в НГК в постоянных ценах. В последние два года нефтяной сектор демонстрировал очень высокие темпы роста (12-13%). В 2000-2001 гг. углеводородный сектор, напротив, сильно отставал от общего роста экономики. Однако при этом опережающими темпами (в 2-3 раза превышающими средние по экономике) росли инвестиции в НГК (см. табл. 20), что во многом обеспечило увеличение производства в наиболее быстро развивавшихся отраслях - строительстве и машиностроении, и предопределило последующий рост добычи нефти.

Как показывают данные таблицы 21, быстрый рост инвестиций в НГК стал возможен отчасти потому, что начинался он от очень низкого уровня (как и в случае с изменением налоговой нагрузки). Доля этого сектора в инвестициях до 2001 г. была ниже его удельного веса в ВВП (для сравнения, вклад транспорта, не считая трубопроводного, в инвестиции в 2-3 раза превышал его вклад в ВВП). Несмотря на повышение вклада углеводородного сектора в формирование инвестиций, он все еще ненамного превышает долю НГК в ВВП.

В целом за четырехлетие (2000-2003 гг.) НГК вырос заметно меньше, чем экономика в целом. Быстрыми темпами наращивались экспортные поставки сырой нефти (на 64%) при сравнительно небольшом увеличении поставок на внутренний рынок (см. табл. 22). Такая ситуация отражает растущую энергоэффективность экономики (отчасти из-за значительных фиксированных энергозатрат). Рост в нефтяном секторе был заметно большим, чем в остальной экономике, однако это было компенсировано спадом в газовой секторе.

Данные о прямом вкладе углеводородного сектора в рост экономики (то есть соотношение между приростами ДС в постоянных ценах в данном секторе и в экономике в целом) представлены в таблице 23. Они еще раз подчеркивают возросшее значение нефтяного сектора как локомотива экономического роста в 2002-2003 гг., когда он обеспечивал от 1/3 до 1/2 общего роста ВВП.

Наконец, рассмотрим самый непростой вопрос: какую роль в послекризисном росте экономики сыграла (с учетом всех прямых и косвенных эффектов) благоприятная внешняя конъюнктура? Широко распространенное представление о дорогой нефти как главном факторе нынешнего быстрого развития российской экономики основано главным образом на впечатляющих показателях развития нефтяного сектора и на том положении, что благоприятная внешняя конъюнктура "при прочих равных" положительно сказывается на экономическом росте. Экономическая теория говорит о том, что позитивное влияние должно оказывать только изменение условий торговли. На протяжении послекризисного периода цены на нефть резко выросли в 1999-2000 гг., а в последующие годы не превышали показателей 2000 г. Соответственно, согласно теории, внешняя конъюнктура могла дать лишь первоначальный толчок послекризисному росту, но не поддерживать его. В реальных условиях ограниченная доступность кредитных ресурсов приводит К тому, что внутренний спрос (и инвестиционный, и потребительский) в значительной степени определяется текущими доходами. Это означает, что фактически не только изменение, но и уровень цен на нефть могут ускорять рост экономики. В качестве побочного эффекта роста экспортных цен возможны укрепление рубля и соответствующее снижение конкурентоспособности отечественной продукции.

Действие описанных общих механизмов модифицируется поведением как экономических агентов, так и денежных властей. В частности, если дополнительные доходы от экспорта будут полностью инвестироваться в иностранные активы, то есть трансформироваться в отток капитала, то влияние условий торговли на текущее развитие экономики будет минимальным. Выше рассматривалась связь между величиной конъюнктурного дохода и оттоком капитала из частного сектора. Обратимся теперь к действиям правительства и Центрального банка, защищающим экономику от колебаний внешней конъюнктуры.

Как известно, все последние годы Банк России проводил политику сглаживания долгосрочных отклонений конъюнктуры от нормального состояния. В условиях высоких цен на углеводороды это означало накопление золотовалютных резервов. Препятствуя чрезмерному укреплению рубля, ЦБ увеличил в 2000-2003 гг. золотовалютные резервы на 64 млрд. долл. С экономической точки зрения это равнозначно превращению внутреннего спроса в отток капитала - следовательно, действия монетарных властей ослабляли влияние благоприятной конъюнктуры. Аналогичный эффект имело отмеченное выше использование конъюнктурных доходов бюджета для погашения внешнего долга. Начиная с 2004 г. дополнительные бюджетные доходы направляются в Стабилизационный фонд и инвестируются в иностранные активы. Таким образом, реакция денежных властей на благоприятную конъюнктуру продолжает приводить к выводу конъюнктурных доходов из экономики вместо создания дополнительного инвестиционного, потребительского или государственного спроса.

Сопоставить интегральные эффекты роста цен на нефть и оттока капитала позволяет исследование сотрудников Экономической экспертной группы [9]. Используя полученные в этой работе эконометрические оценки, можно установить, что в условиях 2003 г. повышение цены на нефть на 1 долл./барр. "при прочих равных" привело бы к увеличению ВВП на 0, 37%. С другой стороны, в случае, если бы отток капитала (в частности, за счет накопления золотовалютных резервов) был равен всей величине дополнительных экспортных доходов (2, 4 млрд. долл.), ВВП уменьшился бы на 0, 33%. Следовательно, воздействия конъюнктурного дохода и равного ему по величине оттока капитала на ВВП почти полностью взаимопогашаются. Это означает, что суммарный эффект благоприятной конъюнктуры и реакции на нее частного сектора и денежных властей практически может быть оценен просто через соотношение величины конъюнктурных доходов и дополнительного оттока капитала.

Как показывают данные таблицы 24, суммарные конъюнктурные доходы в 2000-2003 гг., оцененные с помощью агрегированных индексов цен на товары российского экспорта, составили 68 млрд. долл. (в том числе по углеводородам - 56 млрд. долл.). Отток капитала за счет накопления золотовалютных резервов и погашения внешнего долга в этот период был существенно большим и равнялся 90 млрд. долл. При этом мы не учитываем дополнительный отток капитала из частного сектора.

Суммарный эффект внешних условий и действий денежных властей может быть представлен показателем "эффективный индекс конъюнктуры" Iк. Он определяется как разность между фактическим индексом цен на товары российского экспорта (Iф) и расчетным эффектом прироста золотовалютных резервов на величину и чистого погашения внешнего долга на сумму D:

[Формула]

Построение такого индекса основано на сделанном выше выводе об эквивалентности (с обратным знаком) последствий поступления конъюнктурных доходов и равного по величине оттока капитала. Это позволяет считать, что дополнительный отток капитала на сумму F оказывает такое же воздействие на рост экономики, как снижение экспортных цен, приводящее к потере экспортных доходов на ту же величину F.

Приведенные в таблице 25 данные свидетельствуют, что экспортные цены на российские товары в последнее четырехлетие были на 15% выше среднего уровня (в качестве которого принимались средние цены за период 1992-2003 гг.). Однако фактически российская экономика не пользовалась преимуществами высоких цен: с макроэкономической точки зрения она жила как бы при ценах ниже стандартных.

Полученные выводы не означают, что власти не сумели правильно распорядиться открывшимися возможностями. Правительство использовало высокие цены для практически полного решения долговой проблемы (которая после кризиса 1998 г. представлялась главной макроэкономической угрозой), а Центральный банк "обменял" благоприятные внешние условия на ограниченное укрепление рубля и снижение будущих валютных рисков. Можно обсуждать, насколько оправданным был такой "обмен", но в любом случае ясно, что нельзя одновременно пользоваться всеми выгодами сложившейся внешней конъюнктуры и иметь слабый и стабильный рубль.

Подводя итог, можно заключить, что влияние внешней конъюнктуры на развитие российской экономики целесообразно рассматривать только с учетом ответных действий денежных властей, которые могут блокировать обычные механизмы передачи в экономику конъюнктурных доходов. Суммарный эффект всех факторов можно оценить с помощью эконометрических моделей зависимости темпов роста от внешних условий. Расчеты на основе построенной сотрудниками Экономической экспертной группы модели показали, что в последние годы стандартный темп роста составлял примерно 5%, отклонения от этого уровня определялись изменением мировых цен. Поскольку в среднем в 2000-2003 гг. экономика росла на 6, 8% в год, можно сделать вывод, что I? целом конъюнктурный фактор определял лишь 1/4 фактического роста, то есть был далеко не главной его причиной. Согласно оценкам Г. Куранова, средний темп роста при стандартных ценах составил бы 5, 3% [10]. Еще ниже оценивается роль благоприятной конъюнктуры в недавнем обзоре российской экономики, подготовленном ОЭСР [11]: в ном рассчитан гипотетический среднегодовой рост при постоянной цепе па нефть 19 долл./барр. - 5, 8%. Тем самым влиянию конъюнктурного фактора приписывается лишь 15% от общего экономического роста.

Чем же тогда определялся неконъюнктурный рост экономики? В качестве главных причин можно назвать:

- переход после кризиса к более адекватной макроэкономической политике (соответствующей фундаментальным характеристикам экономики курсовой политике, ответственной бюджетной политике). Это, в частности, позволило уйти от прежней "виртуальной экономики неплатежей";

- резкое снижение реального уровня оплаты труда и сдерживание регулируемых государством тарифов естественных монополий, что повысило конкурентоспособность экономики;

- улучшение инвестиционного климата (за счет как повышения общей политической и макроэкономической стабильности, так и проводимых реформ), активизировавшее инвестиционный процесс;

- начало функционирования механизмов рыночной экономики. Во всех переходных экономиках за периодом трансформационного спада следовало оживление, поскольку формирование эффективного собственника и завершение периода начального накопления капитала приводили в действие рыночные силы.

На первой стадии послекризисного развития толчок развитию дала и девальвация, хотя ее эффект в целом неоднозначен: во многих странах девальвация приводила не к подъему, а к глубокому спаду экономики.

Может показаться, что суждения о сравнительно незначительной роли благоприятной конъюнктуры противоречат приведенным выше (см. табл. 23) данным о большом прямом вкладе углеводородного сектора в рост ВВП. На самом деле такой вклад и роль конъюнктуры - принципиально разные вещи. С одной стороны, эффект благоприятных условий торговли не обязательно проявляется в отраслях, непосредственно выигрывающих от них: дополнительные доходы могут давать толчок росту других секторов за счет расширения инвестиционного, потребительского и государственного спроса. Действие этих механизмов может ослабляться реакцией частного сектора и властей. С другой стороны, прямой вклад НГК в рост может быть вообще не связан с конъюнктурой в том случае, если сектор имеет достаточные стимулы и ресурсы для развития и при стандартных внешних ценах. Полученные нами результаты свидетельствуют, что именно такая ситуация присуща российской экономике.

Сказанное вовсе не означает, что наша страна уже вышла на траекторию устойчивого роста. Факторы, обеспечившие рост последних лет, будут действовать и дальше, только если удастся решить такие ключевые проблемы, как реструктуризация естественных монополий, формирование продуктивной модели отношений между бизнесом и властью, сокращение коррупции, создание независимой и неподкупной судебной системы, развитие финансового сектора и т.д.

***

Проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы.

Основные показатели значимости нефтегазового комплекса для российской экономики в 2000-2003 гг. оставались стабильными либо снижались. Быстро ослабевает потенциал негативного воздействия колебаний внешней конъюнктуры на российскую экономику. В последние годы значительно повысилась доля изъятия в бюджет конъюнктурных доходов нефтяного сектора, однако на практике это сопровождается непоследовательной политикой их использования. До 2001 г. налоговая нагрузка на НГК с учетом перемещенной ДС в посредническую сферу была значительно ниже, а позднее стала равной нагрузке на остальную промышленность. При стандартных внешних условиях налоговая нагрузка на НГК в 2002-2003 гг. оказалась бы ниже нагрузки на остальную промышленность. Быстрое развитие нефтяного сектора внесло значительный вклад в наблюдаемый рост экономики. Вместе с тем роль благоприятной внешней конъюнктуры в достижении высоких темпов роста была далеко не решающей.

Необходимо отметить, что эффект конъюнктуры рассматривался в работе для периода, когда экспортные цены находились на стандартном или высоком уровне. Соответственно полученные выводы нельзя распространять на ситуацию низких цен. В этом случае требуются дополнительные исследования.

* Автор выражает признательность А. Васильевой, Г. Квону и В. Субботину за поддержку при проведении исследования.

1. Меморандум об экономическом положении Российской Федерации "От экономики переходного периода к экономике развития". Всемирный банк, апрель 2004 г. (см. также: Вопросы экономики, 2004, N 5, с. 33-34).

2. Масштабы перемещения ДС рассчитывались в докладе путем замены в таблицах "Затраты-выпуск" фактических посреднических наценок "нормальными", типичными для других стран.

3. В последнее время иногда высказывается мнение, что мировая экономика перешла в новое состояние, которому соответствует более высокий долгосрочный уровень цен на углеводороды. Мы исходим из того, что пока нет достаточных оснований для пересмотра оценок нормальных мировых цен (в прошлом взлет цен неизменно приводил к снижению спроса на нефть и газ и росту их предложения, в результате цены возвращались на стандартный уровень).

4. Выполнение такого условия обосновано В. Субботиным (Реформа налогообложения в нефтедобыче: к чему мы пришли? Доклад на V Международной конференции ГУ-ВШЭ "Конкурентоспособность и модернизация экономики". М., 2004).

5. Kwon G. Post-crisis Fiscal Revenue Developments in Russia: From an Oil Perspective. - Public Finance and Management, 2003, vol. 3, N 4.

6. Изменение мировых цен на нефть и газ может также влиять на величину поступающих в бюджет дивидендных доходов от государственных нефтяных и газовых компаний. Однако фактически такие доходы незначительны: в 2003 г. доходы федерального бюджета от всех принадлежащих государству акций составили лишь 0, 1% ВВП.

7. Aizenmann J., Marion N. Policy Uncertainty, Persistence, and Growth. - Review of International Economics, 1993, vol. 1, N 2.

8. См., в частности: Barnett S., Ossowski R. Operational Aspects of Fiscal Policy in Oil-Producing Countries. IMF Working' Paper, WP/02/177, 2002.

9. Экономическая экспертная группа. Инфляция и валютная политика. - Вопросы экономики, 2003, N 12.

10. Куранов Г. О соотношении конъюнктурного и состоятельного роста российской экономики. Доклад на V Международной конференции ГУ-ВШЭ "Конкурентоспособность и модернизация экономики". М., 2004.

11. Российская Федерация. Серия "Экономические обзоры". ОЭСР, толь 2004.

Графические материалы:

Таблица 1. Экспорт сырой нефти

Таблица 2. Поставки нефтепродуктов

Таблица 3 Поставки газа

Таблица 4. Расчетная добавленная стоимость по НГК

Таблица 5 Оценка перемещения ДС из НГК в посредническую сферу (в % ВВП)

Таблица 6 Сравнение оценок расчетной и перемещенной ДС за 2000 г. (и % ВВП)

Таблица 7 Перемещение ДС из нефтегазового комплекса в посредническую сферу

Таблица 8. Стандартизованная добавленная стоимость (в % ВВП)

Таблица 9 Экспорт углеводородов

Таблица 10 Зависимость экспортных доходов от цен на нефть (2003 г.)

Таблица 11 Налоговая нагрузка (уплаченные налоги в % от полной ДС соответствующего сектора)

Таблица 12. Поступления в бюджетную систему но источникам (в % ВВП)

Таблица 13. Рост налоговых доходов при повышении мировых цен (на нефть - на 1 долл./барр.на газ - на 4, 5 долл./тыс. куб. м)

Таблица 14 Расчетные конъюнктурные доходы расширенного бюджета, получение из НГК (в млрд. долл.)

Таблица 15. Стандартизованные показатели налоговой нагрузки и поступлений в расширенный бюджет из НГК

Таблица 16. Исполнение расширенного бюджета (в % ВВП)

Таблица 17 Поступление и использование конъюнктурных доходов федерального бюджета (млрд, долл.)

Таблица 18. Оценка вариантов использования конъюнктурных доходов

Таблица 19. Доля изъятия конъюнктурного дохода в бюджетную систему (в %)*

Таблица 20 Темпы роста инвестиций в основной капитал (в %)*

Таблица 21. Доля отраслей НГК в инвестициях в основной капитал (в %)

Таблица 22. Изменение ДС в постоянных ценах (в %)

Таблица 23. Прямой вклад НГК в рост экономики (в % от общего роста ВВП)

Таблица 24 Величина и использование конъюнктурных доходов экономики (в млрд. долл.)

Таблица 25 Расчет эффективного индекса внешней конъюнктуры (в %)

Рис.1. Формирование и использование ДС в нефтегазовом комплексе (в % ВВП)

Рис. 2 Стандартизованные показатели экспорта углеводородов

Рис. 3. Изменение экспортных доходов при повышении цены на нефть марки "Юралс" на 1 долл./барр.

Рис. 4. Конъюнктурный доход и отток капитала (в млрд. долл.)

Рис. 5. Доля нефтегазового сектора в бюджетных доходах (в % )

Рис. 6. Темпы роста (в %)