^ИС: Вопросы экономики
^ДТ: 11.04.2005
^НР: 004
^ЗГ: СПОСОБЕН ЛИ ЧАСТНЫЙ КАПИТАЛ МОДЕРНИЗИРОВАТЬ РОССИЙСКУЮ ЭКОНОМИКУ?.
^ТТ:

СПОСОБЕН ЛИ ЧАСТНЫЙ КАПИТАЛ МОДЕРНИЗИРОВАТЬ РОССИЙСКУЮ ЭКОНОМИКУ?.

О связи прошлого с настоящим

Нынешний год является юбилейным не только потому, что 60 лет назад советский народ одержал победу в Великой Отечественной войне, но и в связи с еще двумя другими событиями. Сто лет назад Россия потерпела поражение в русско-японской войне, и это явилось прологом происшедшей тогда же первой русской революции. Три знаковых события, поставленные в один ряд и увязанные между собой внутренней логикой исторического развития, способны, на мой взгляд, многое сказать не только о прошлом, но и о настоящем и даже будущем нашей страны. Хотя давно известно, что главный урок истории состоит в том, что из нее не извлекают никаких уроков, но тем не менее в предлагаемой вниманию читателей статье мы намерены повести речь об этих уроках и рассмотреть дела текущие в свете дел минувших.

Такой подход представляется мне тем более адекватным, поскольку сегодня Россия во многих аспектах вновь оказалась перед теми же коренными проблемами, с которыми столкнулась сто лет назад. Главные из них - построение эффективной демократии и модернизация экономики.

У любых преобразований, как известно, есть два пути: мирный и насильственный. К несчастью, российская власть, как правило, отвергала первый. На мирную демонстрацию петербургских рабочих в воскресенье 9 января 1905 г. она ответила шквалом смертоносного огня. Этот день отмечен в истории России и сохранился в памяти ее народа как "Кровавое воскресенье". Но жестокость только подлила масла в огонь. Многомиллионное российское население ответило на расстрел мирного населения прокатившейся по всей стране революцией, ставшей, по выражению Ленина, "генеральной репетицией" двух других революций 1917 г. - Февральской и Октябрьской, положивших конец царизму и капитализму. После трех революций страна вступила на путь советского, социалистического развития. Не будем судить, было это плохо или хорошо, но это произошло. Созданное Октябрьской революцией общество сыграло решающую роль во второй мировой войне и вместе с другими союзниками по антигитлеровской коалиции 60 лет назад привело мир к победе над германским фашизмом - главной угрозой мировой цивилизации XX в.

Почему же вместо того, чтобы осуществить необходимые преобразования мирным путем сто лет назад, Россия вступила на революционный путь? Был ли у нее другой выбор и что дает и не дает народу его сегодняшний мирный выбор?

На размышления об этих вопросах наводит чтение новой книги известного российского ученого С. Меньшикова "Анатомия российского капитализма" [1], посвященной, как и предыдущие его работы, ключевым проблемам развития нашей страны и общества. Всеобъемлющая статистическая картина и глубокие теоретические обобщения российской экономики, приводимые автором, настолько контрастны по сравнению с оптимистической картинкой, которую рисуют официальные власти и реформаторы, что навевают тревожные мысли по поводу нашего сегодняшнего дня и будущего. Именно тревога заставила меня взяться за перо и предложить вниманию читателей, так сказать, "полемические рассуждения на заданную тему".

О характере российского капитализма

Тот факт, что осуществленные в годы реформ рыночные преобразования сопровождались разрушением производительных сил и катастрофическим падением производства, хорошо известен. За это время произошли структурные изменения в сторону увеличения производства сырьевых товаров, поставляемых на мировой рынок, в силу чего наша экономика принимает колониальный характер. Но С. Меньшиков отнюдь не ограничился простой констатацией этих негативных процессов. Во-первых, он показал их с необычной для нашей литературы полнотой эмпирических фактов. Во-вторых, раскрыл подлинный смысл либерализации и приватизации как способов сколачивания многомиллиардных состояний правящей элиты. В-третьих, подвергнув деятельность крупного капитала обстоятельному анализу, он связал с его природой органические пороки современной экономики страны. Из всего этого с очевидностью вытекает вывод: негативные процессы в нашей экономике по существу приобрели необратимый характер, и в рамках сложившейся общественной системы наша судьба колониальной периферии, обслуживающей развитые страны, уже предопределена. Отныне российская экономика призвана служить не столько нашим собственным выгодам, сколько интересам "чужого дяди". Непонятно, почему автор не зафиксировал эту лежащую на поверхности мысль.

Видимо, это связано с тем, что, как будет видно из приведенной ниже цитаты, у С. Меньшикова еще сохранилась какая-то часть иллюзий первых лет преобразований, когда все тешили себя надеждами на реформы, на интеграцию России в мировую экономику, на подъем ее экономики до уровня развитых стран. Однако "место России оказывается во всех случаях на периферии мировой капиталистической системы, но никак не в центре ее. Справедливости ради отметим, что эта зависимость пока еще не стала неоколониальной. Главные отрасли, в том числе и экспортные, не контролируются пока иностранным капиталом, размеры прибыли, которые транснациональные корпорации получают в России и выкачивают из нее, пока сравнительно невелики. При нынешних значительных колебаниях сырьевых цен наша страна в течение довольно длительных периодов скорее выигрывает, чем проигрывает от неэквивалентного торгового обмена" (с. 394-395) [2].

Но у меня есть ряд серьезных возражений против такой позиции. Во-первых, зависимость страны нельзя определять лишь размерами выкачиваемой из нее прибыли. Существует много других форм этого процесса. Гораздо важнее, что наш олигархический капитал начинает и поддерживает свое существование в качестве компрадорского. Проекты либерализации и приватизации разрабатывались экспертами международных организаций с таким расчетом, чтобы основные богатства страны оказались в собственности тех, кто был готов служить интересам транснационального капитала. В западном контроле усматривалась гарантия необратимости рыночных преобразований. Что касается интересов собственной страны, то они и тогда, а тем более теперь фактически отодвинуты на задний план. Иначе не было бы допущено многое из того, что сейчас происходит: однобокая сырьевая ориентация экономики, бесконтрольный вывоз капитала из страны, развал обрабатывающих отраслей промышленности, науки, образования, высоких технологий, спад инвестиций и уровня жизни населения.

Не случайно, приведя ошеломляющие фактические данные об оттоке капиталов за границу, С. Меньшиков пишет: "Это придает российскому капитализму в целом особый оттенок, подчеркивая его одностороннюю связь с экономикой собственной страны. С одной стороны, именно Россия является главным источником накопления капитала, но, с другой стороны, не она, а заграница является главной сферой его хранения и использования" (с. 72) . То, что автор называет "особым оттенком" российского капитализма, и есть осторожный намек на его компрадорскую природу. И коль скоро мы сами ставим свои капиталы на службу западным интересам, то в их прямом присвоении в виде прибылей у ТНК особой нужды уже нет. Мы даже валютные резервы Центробанка предоставляем в распоряжение западных финансовых центров, демонстрируя еще одну форму своей зависимости от них, не говоря о таких формах контроля, как давление на наши правящие круги с целью обеспечить назначение на высшие государственные посты угодных Западу чиновников.

Во-вторых, нельзя согласиться и с тем, что вследствие высоких цен на энергоносители страна якобы "скорее выигрывает, чем проигрывает, от неэквивалентного торгового обмена". О чьем выигрыше идет речь? Если имеются в виду экспортеры нефти, газа, металлов и других сырьевых товаров, это понятно. Но ведь говорится о "выигрыше страны" , а это совсем другое. Да, часть полученных от продажи экспортных товаров пополняет государственный бюджет и его резервные фонды. Но этого мало, главное в другом. Полученные от экспорта валютные средства не вкладываются в "лежащие" отрасли обрабатывающей промышленности, например, в машиностроение, как ключевую отрасль технической модернизации экономики. А это и есть то, что определяет будущее страны, ее место на мировой арене. В подобном смысле даже полученные от экспорта доходы, значительная часть которых оседает на счетах зарубежных банков, не "наши".

Главный вопрос, который преследует нас с начала реформ и с течением времени становится все острее, состоит в том, почему не оправдались надежды, которые связывались с осуществлением в России рыночных реформ? Стало ясно, что на словах прокламировались одни цели, а на деле преследовались совсем другие. Первоначальное обоснование либерализации и приватизации, как известно, подпитывал ос ь убежденностью в том, что плановое хозяйство и государственная собственность неэффективны и не позволяют поставить экономику на службу человеку, а рыночная экономика и частная собственность сделают это. Утверждалось, что приватизация необходима в целях передачи экономических объектов более эффективным собственникам.

Однако та приватизация, которую мы увидели своими глазами, со всей определенностью свидетельствует, что в действительности происходило нечто противоположное. Как раз эффективность ведения дела никого не занимала! Совсем наоборот, центральная и местная власти вкупе с дельцами теневой экономики с уголовным прошлым отнюдь не были озабочены созданием эффективной экономики (да и не были на это способны!) . Приватизация открыла перед ними невиданные по масштабам возможности получить в свою собственность созданные несколькими поколениями советских людей богатства гигантской страны. И не более того!

С. Меньшиков подробно анализирует, как формировался и из кого состоит теперь российский олигархический капитал. Вспомним, еще в советское время автор изучал проблему "миллионеров и менеджеров" на примере США [3], едва ли предполагая, что наступит время, когда ему придется анализировать деятельность фигурантов собственной страны. В отличие от других стран, где капиталистическая элита складывалась в течение столетий путем естественного конкурентного отбора, у нас она возникла в одночасье, включив в себя нечистых на руку дельцов теневого бизнеса, криминальных чиновников и управленцев государственных предприятий. По аналогии с Западом их тоже принято угодливо называть "элитой". Однако следовало бы более внимательно присмотреться к тому, что за правящий слой мог быть создан методами, которые теперь никто иначе, как грабительскими, не называет.

Одни члены большой ельцинской "семьи" (Б. Березовский, Р. Абрамович и др.) получили лакомые куски государственной собственности, другие (В. Черномырдин, А. Чубайс и др.) - весьма "хлебные" должности в системе управления страной. Монаршая милость распространялась и на многих других приближенных, а более отдаленные претенденты не менее успешно искали других покровителей и союзников по разделу общенародного "пирога". Дикий произвол в расхищении государственного имущества через залоговые аукционы, взятки, лицензии на внешнеэкономическую деятельность, уполномоченные банки и множество других мошеннических операций - все это подробно описано в книге.

Однако, по моему мнению, нельзя упрощенно трактовать преемственную связь российской властвующей "элиты" с советской бюрократией. Я имею в виду отождествление подходов таких разных мыслителей, как Л. Троцкий, Дж. Бернхэм и М. Джилас: "Ни один из авторов этого направления не смог уловить главную историческую тенденцию правящей социалистической элиты, то есть превращение ее значительной части в класс частных собственников, построивших свои богатства на прямой экспроприации государственной собственности" (с. 32) .

Насколько мне известно, дело обстояло совсем иначе. Бернхэм и Джилас действительно считали, что в прямой экспроприации социалистической собственности уже нет нужды, поскольку властное положение позволяет бюрократии выступать в качестве нового господствующего класса ("революция управляющих" по Бернхэму) . Однако Троцкий отстаивал другую позицию. Он разграничивал два типа революции: политическую, требующую создания рабочей демократии, и социальную, связанную с изменением формы собственности. Выступая в 1937 г. перед комиссией Дьюи по поводу советской бюрократии, он говорил: "В настоящее время новая правящая каста не изменила форму собственности. Формы собственности созданы пролетариатом, и новая правящая каста пытается использовать их в собственных интересах, а не в интересах пролетариата. В настоящей ситуации возможно устранение правящей касты с помощью политической, а не социальной революции. Но так не может оставаться вечно. Если политическая революция запоздает, то правящая каста изменит социальную форму общества" [4]. По мысли Троцкого, если рабочий класс не преградит путь бюрократии к власти или не свергнет ее, то рано или поздно она осуществит социальную революцию и изменит форму собственности. Превратив временные привилегии в постоянные, бюрократия сделает себя буржуазией. "Привилегии, - писал Троцкий, - имеют небольшую цену, если их нельзя передать детям по наследству. Поэтому привилегированная бюрократия рано или поздно захочет завладеть управляемыми предприятиями, превратить их в свою частную собственность" [5].

Предвидение не только верное, но поразительно запредельное. Едва ли можно сказать точнее. То, что Троцкий предсказал в тревожные тридцатые, нам пришлось увидеть собственными глазами в лихие девяностые.

Антилиберализм либералов

Тем не менее, мне кажется, что научный анализ проблемы приватизации нельзя признать достаточным, если его не дополнить ответами, по крайней мере на три других вопроса. Во-первых, в чем экономическая основа смены формы собственности? Ведь задолго до большевистской национализации марксизм научно обосновал ее необходимость при помощи теории прибавочной стоимости. С точки зрения этой теории капитал является воплощением неоплаченного труда рабочего. Национализируя капиталистическую собственность, утверждали большевики, рабочие только возвращают себе то, что недополучили при капиталистических порядках. Отсюда известная формула: "экспроприация экспроприаторов" , рассматриваемая как восстановление нарушенной справедливости. Однако необходимость обратного процесса - экспроприации созданной народом собственности в пользу лиц, не имеющих к ее происхождению никакого отношения (приватизация) , никогда никто даже не пытался доказывать. И это не случайно. Осуществленная у нас приватизация с научных позиций не может быть обоснована и оправдана.

Во-вторых, какой может и должна быть правовая основа и форма передачи собственности одних в собственность других? Если такая передача даже необходима или целесообразна (что в принципе нельзя исключать) , как она должна проводиться: принудительно или добровольно? Если добровольно, то, скорее всего, по результатам всенародного референдума, и то без ущерба для материальных интересов несогласных. При соблюдении последнего условия право на приватизацию неких убыточных отраслей и предприятий, наверное, может быть признано за высшим законодательным органом государства. Но едва ли можно найти какие-либо правовые основания для приватизации преуспевающих и высокорентабельных отраслей и предприятий по указам даже весьма высокого должностного лица, к тому же расстрелявшего высший законодательный орган государства, а затем по своему произволу раздавшего лакомые куски народной собственности своим приближенным.

В-третьих, какими могут быть экономические и социальные последствия приватизации, осуществленной подобным образом? Очевидно, такими, какими они представлены в книге С. Меньшикова и множестве других публикаций на эту тему. Чтобы получить адекватное представление об этом, присмотримся к персональному составу и нравственному облику тех, кому теперь принадлежит Россия.

Автор приводит список ста крупнейших собственников и менеджеров нашей страны (с. 205-213) . Дополним его "золотой сотней" российских богачей, публикация которой в журнале "Форбс" стоила жизни его главному редактору Полу Хлебникову. Один тот факт (не говоря о тысячах подобных) , что редактор журнала был расстрелян сразу же после обнародования данных о самых богатых людях страны, свидетельствует о том, что за капитализм мы создали и что за "элита" теперь правит нами. Ценой своей жизни П. Хлебников успел дать нам более или менее верное представление о тех, кто держит в своих руках ключевые позиции в российской экономике. В двух списках в одной части названы одни и те же имена, а в другой - дополняют друг друга. Правда, С. Меньшиков не ограничивается этими именами и к правящему классу России относит не только наиболее крупных, но и "рядовых" миллионеров, которых, по его данным, в России насчитывается до 10 тыс. (с. 222) .

"Форбс" в соответствии со своим профилем больше интересуется богатством как таковым, а потому в отличие от С. Меньшикова особого анализа деятельности своих фигурантов не дает. Тем не менее он сообщает сведения, которые позволяют судить об общем состоянии дел: "В России больше миллиардеров по отношению к ВВП, чем в любой другой стране мира - 36 человек на 458 млрд. долл.,... капитал 36 богатейших людей России (НО млрд. долл.) равен 24 % ВВП страны" [6]. Журнал отмечает и другую важную особенность российского капитала: "Капитал в России не только сконцентрирован в руках небольшой группы людей - большинство этих людей связано с одним городом. По нашим расчетам, 33 из 36 российских миллиардеров либо живут в Москве, либо сделали свое состояние, "решая вопросы" в столице России. Никакой другой город мира не может похвастаться таким количеством миллиардеров, даже Нью-Йорк служит базой всего лишь для 31 миллиардера" [7]. Иначе и не могло быть в наших условиях. Надо было пользоваться (и пользовались) близостью к власти, чтобы отхватить наиболее жирные куски народного добра.

При всем значении Москвы, однако, полезна и близость к местной власти. Она также послужила источником немалых состояний. Поэтому, если принятые "Форбсом" за нижнюю границу крупного состояния 210 млн. долл. снизить, допустим, до 100 млн. долл., то заветный список значительно пополнится за счет местных "баронов" и высшего чиновничества в центре и на местах. В таком случае мы получим более реальное число примерно в 500 семей, которым принадлежит теперь Россия.

Таковы результаты приватизации. Каковы же ее последствия? Ее непосредственным итогом стала концентрация накопленных за века гигантских богатств великой державы в руках узкого круга людей, в то время как основная масса российского населения лишилась элементарных средств к существованию и обречена на нужду и страдания.

Но дело не только в этом. Беда еще и в том, что создана такая система социально-экономических отношений, которая, если ее не изменить, заведет общество в безвыходный тупик. Эксплуатация утвердилась в нашей стране не в ее цивилизованном варианте, когда отношения между трудом и капиталом, профсоюзами и работодателями предполагают не только соперничество и противостояние, но и партнерство, закрепленное законодательством, на страже которого стоит государство. У нас нет ни настоящих профсоюзов, защищающих интересы лиц наемного труда, ни настоящего трудового законодательства, гарантирующего права рабочих. В отличие от существующего на

Западе "государства всеобщего благосостояния" российский капитал утвердил в России "государство всеобщей нищеты".

В силу своего происхождения он сформировал особый, только ему присущий механизм присвоения прибавочного продукта, сочетающий в себе черты капиталистических и феодальных отношений. Суть его состоит в том, что российский предприниматель получает свой доход не путем отнесения затрат к результатам, а за счет неформального контроля над финансовыми потоками. Такой доход хотя и по форме похож на предпринимательскую прибыль, но по существу значительно отличается от него. В немалой степени он представляет собой разновидность феодальной ренты, обусловленной монопольным положением. Этот доход (сверхприбыль) , получаемый сверх предпринимательской прибыли, в современной литературе назван инсайдерской рентой, а само явление негласного распоряжения доминирующего собственника всем (в том числе формально ему не принадлежащим) капиталом - инсайдерским контролем [8]. Российский капитал нацелен не на экономический рост, а на удовлетворение своих сиюминутных интересов - получение краткосрочного дохода. В результате на задний план отодвинуты не только задачи развития экономики (о социальных проблемах нечего и говорить) , но даже перспективные интересы развития своего дела (производства) , связанные с осуществлением необходимых инвестиций.

Бесконтрольность капитала, на мой взгляд, исключает возможность модернизации экономики. К сожалению, позиция С. Меньшикова здесь не вполне определена: "Что касается процессов модернизации, то они в отраслях, ориентированных на внутренний рынок, протекают очень медленно" (с. 53) . Выходит, что, с одной стороны, хотя и медленно, но все-таки протекают! Но (!) "создается ситуация, при которой более высокая прибыль в отраслях, ориентированных на внутренний рынок, проедается, вместо того чтобы использоваться для совершенствования производства и повышения конкурентоспособности" (с. 54) . Если прибыль проедается, о какой модернизации можно говорить?

Вызывающее неравенство в распределении

Варварские формы эксплуатации труда и способы накопления капитала позволяют российскому бизнесу необычайно высоко поднять норму прибавочной стоимости. Согласно расчетам С. Меньшикова, норма прибавочной стоимости в российской экономике в 1995-2000 гг. была выше 100 % (с. 41, 257, 261) . Это означает, что класс частных собственников в целом присваивал большую часть национального дохода. Такая высокая доля прибавочной стоимости обычно присуща отсталой стране. Сравнивая данные, характеризующие присвоение прибавочной стоимости капиталистами России и США, автор пишет: "В целом же, даже если брать официальные данные и не корректировать их на величину скрытой прибыли, норма прибавочного продукта в России в среднем на 60 % выше, чем в главной капиталистической стране, а с учетом скрытых доходов капиталистического класса - в 2, 2 раза выше" (с. 261) . На основе этих кричащих данных он заключает: "В какой-то мере (?) это результат "пиратского" характера российского капитализма, в котором практически не действуют ограничительные правила буржуазно-реформаторского свойства" (с. 261) . Один вопрос: почему "в какой-то мере"?!

Не менее интересны и данные о том, как используется прибавочная стоимость: остаток валовой прибыли после уплаты налогов и после вложений в основной капитал, то есть та величина прибыли, которую российские собственники тратят на свои личные нужды, составляла 12 % от ВВП. "Это прибыль, свободная для личного использования капиталистическим классом... больше трети валовой прибыли, свободной от обложения налогом, этот класс расходовал на себя. В США дивиденды корпораций меньше 5 % ВВП и ввиду широкого распространения владения акциями лишь часть этого дохода идет капиталистическому классу" (с. 41) .

Итак, приведенные показатели с неопровержимостью свидетельствуют о паразитическом образе жизни и грабительском характере российского капитализма по сравнению с западным. Это подтверждается статистикой, характеризующей ситуацию на другом социальном полюсе. Реформы сопровождались не только колоссальными диспропорциями в экономике, но и построением системы вызывающего неравенства в распределении создаваемых благ. В советское время доля личного потребления в национальном доходе была близка к соответствующему индикатору в странах развитого капитализма. Вряд ли характеристику этого показателя целесообразно ограничивать заработной платой в ее чистом виде, составлявшей тогда 40, 5 % от ВВП. К этому доходу следует прибавить стоимость множества бесплатных услуг, которые граждане СССР получали из общественных фондов потребления. Они фактически повышали заработную плату еще на 38 %. Тогда получится, что в реальном выражении доля оплаты труда в советское время достигала около 60 % от ВВП. Теперь она снизилась до 25, 8 % (с. 256) . Таковы горькие для большинства из нас плоды реформ.

Вся имеющаяся статистика демонстрирует одно и то же: обогащение на одном социальном плюсе и растущее обнищание на другом. Для примера возьмем коэффициент Джини, с помощью которого обычно определяют меру неравенства в распределении. Как известно, он колеблется от единицы (абсолютное неравенство) до нуля (абсолютное равенство) . В советское время он составлял 0, 26, а теперь приблизился к 0, 5 (с. 264) . Этот сдвиг от четверти до половины отражает колоссально углубившуюся пропасть между бедными и богатыми. По расчетам автора, разрыв в текущих доходах между наиболее бедной и наиболее богатой группами населения на 2000 г. составил 25 раз (с. 264) . В действительности он гораздо больше. По оценкам ряда специалистов, разрыв в заработной плате управленческих работников и рядовых рабочих и служащих составляет сотни раз.

Снижение уровня жизни основной массы российского населения в результате проведенных реформ - теперь общепризнанный факт. Свое "слово" сказало и одностороннее приспособление российской экономики к международным стандартам. Социальные льготы населению отменялись, а заработная плата снижалась. В то же время цены на товары "подгонялись" под уровень цен мирового рынка, что было необходимо для спекуляций. Жертвой этой дьявольской комбинации стало беззащитное российское население: "Наряду с переходом к капитализму, который сам по себе предполагает значительный разрыв между богатым меньшинством и несостоятельным большинством, рост неравенства был углублен интеграцией России в мировую экономику и ее большей открытостью к влиянию мирового рынка" (с. 266) . Таким образом, даже то, что является благом для многих государств - включенность в мировой рынок, российский правящий класс обернул против своего народа.

Созданное реформами неравенство в распределении самым трагическим образом сказывается на положении российского населения. Об этом свидетельствует резкое ухудшение по сравнению с советским периодом показателей как уровня потребления, так и естественного движения населения. Так, в 1970 г. число родившихся составляло 14, 6 на 1000 человек, умерших - 8, 7. К 2002 г. число родившихся уменьшилось до 9, 8, зато умерших увеличилось до 16, 3 [9]. В советское время численность населения страны возрастала, теперь она падает. Повышенная смертность каждый год преждевременно уносит в могилу до миллиона человеческих жизней. Такова итоговая цена реформ, проведенных во благо одних за счет других. Похоже, смертность населения стала для нового режима новым ГУЛАГом, с помощью которого он избавляется от лишних ртов!

Облик российского капитала: что от него ожидать?

В свете всего этого возникает вопрос, который был актуален и раньше, но теперь приобрел особую остроту: как оценивать наш правящий класс и что от него ожидать? Способен ли он модернизировать российскую экономику и привести народ к лучшей жизни или, наоборот, может лишь надеть на него "ярмо" мирового капитала? Прямого ответа на этот вопрос в книге нет, хотя он очевиден. Все факты и явления нашей современной действительности с неопровержимостью говорят о том, что в ходе реформ мы вскормили на груди змею - российский олигархический капитал, обрекающий трудовой народ на вымирание. В то же время никакой ответственности за свою страну, подобную хотя бы той, какую демонстрировали советская бюрократия и буржуазия западных стран, российский правящий класс не обнаруживает.

Приведем характерный пример. В течение каждой советской пятилетки в строй вводились 1, 5-2, 0 тыс. крупных промышленных предприятий, которые и ныне составляют гордость и славу отечественной индустрии. За период, равный двум пятилеткам, российские олигархи, присвоившие неисчислимые народные богатства, не построили ни одного крупного предприятия во всем бывшем СССР, аналогичного великим стройкам советских пятилеток. Зато они перевели за рубеж многомиллиардные средства, поставив их на службу западному капиталу. И это в то время, когда снижение объемов производства привело к сокращению числа рабочих мест и росту безработицы, а износ и старение оборудования сопровождается техническим регрессом, ростом несчастных случаев и техногенных катастроф.

Особую ответственность несет российский правящий класс за развал отечественной науки и образования. Выполняя взятые на себя (или возложенные на него) компрадорские функции, олигархический капитал охотно продает акции российской добывающей промышленности иностранным фирмам, ничего или почти ничего не вкладывая при этом, например, в российское машиностроение, как ключевую отрасль технической модернизации экономики. Он довел науку, образование и высокотехнологичные исследования до полного развала, лишив тем самым отечественную промышленность источника квалифицированных кадров, "ноу-хау" и шанса хоть когда-нибудь сконструировать изделия, конкурентоспособные на мировом рынке.

Те небольшие позитивные изменения в экономике, которые произошли в результате реформ (более разветвленная и совершенная система торговли и сферы услуг, повышение культуры обслуживания населения в этих областях) , достигнуты прежде всего за счет малого и среднего бизнеса. В основном здесь проявились люди, о которых можно сказать, что они "сами себя сделали" (self made men) . Но развитие малого и среднего бизнеса наталкивается на немалые трудности, связанные с отсутствием государственной поддержки, существующими легальными и нелегальными преференциями крупного капитала. На его негативную роль мы наталкиваемся на каждом шагу, а позитивных плодов его деятельности не видно.

О фигурантах упомянутого списка журнала "Форбс" нельзя сказать, что "сами себя сделали". Они не приватизировали убыточные предприятия, чтобы показать, как в частных руках благодаря предпринимательской инициативе и смекалке они превращаются в высокорентабельные производства. Они вовсе не придерживались либерального принципа священной неприкосновенности любой формы собственности. Никто из них не заявил, что не посягнет на чужое, а с помощью взятого кредита на ровном месте возведет процветающее частное предприятие. Наоборот, как стая волков они набросились на процветающие государственные предприятия и растащили их по своим углам, разоряя их и проматывая получаемые доходы.

Результаты деятельности крупных корпораций полностью рассеяли первоначальные представления, будто приватизация позволит найти эффективного собственника. Обобщив опыт российских корпораций, С. Меньшиков с осторожностью, но с заметной горечью констатирует, что "практика капиталистического хозяйничанья в России отнюдь не доказала каких-либо явных преимуществ по сравнению с государственным управлением в советское время" (с. 422) . Увы, это именно так. Об эффективном собственнике теперь никто не вспоминает, ибо на деле реформаторы имели в виду совсем другое. При помощи разного рода махинаций и комбинаций народные богатства перетекали в руки беззастенчивых грабителей. От таких собственников ничего хорошего ни для страны, ни для ее населения ожидать не приходится.

Неблаговидная роль олигархической верхушки российского капитала становится еще яснее, если внимательнее присмотреться к моральному облику лиц, представленных нам в журнале "Форбс". "В России, конечно, еще нет столько миллионеров, унаследовавших состояние по семейной линии. Другое дело, что большинство участников нашего списка получили природные ресурсы и предприятия в наследство от целой страны - СССР" (с. 48) . Что верно, то верно! В отличие от западных миллионеров российские богачи - выскочки, не создавшие свои капиталы своим трудом и умением и не унаследовавшие их от своих предков, а прибравшие их к рукам вопреки цивилизованным правовым и моральным правилам. Любопытно, что журнал дополняет характеристику среднестатистического фигуранта своего списка такими многозначными подробностями: "... Родился на рубеже 50-60-х годов за пределами Москвы, но сумел получить высшее техническое образование именно в столичном вузе; с принятием в 1988 году закона "О кооперации в СССР" торговал компьютерами, затем занялся одновременно банковским бизнесом и экспортом сырьевых товаров. Сейчас владеет крупным (чаще всего контрольным) пакетом акций производителя сырьевых товаров, женат. Существенную часть жизни проводит в Европе или Северной Америке, куда еще в 90-х годах перевез семью. Свой капитал намерен завещать детям - их у среднего капиталиста из Forbes-100 как минимум двое" (с. 48) .

Описанная здесь ситуация лишь подтверждает известное признание М. Ходорковского: российские богачи рассматривали свою страну лишь как поле для трофейной охоты. Из такого понимания "предпринимательской деятельности" вытекает, что каждый владелец вправе распоряжаться собственностью по своему усмотрению независимо от способов приобретения и не обязан считаться с чем-либо, кроме своих интересов. "Наше дело делать деньги - все остальное нас не касается" , заявил один из известных российских банкиров. Такое понимание частной собственности и предпринимательской деятельности не содержит в себе ни грана либерализма и цивилизации, а есть "чисто российская дикость". Известный либеральный экономист Л. Мизес писал, что "частная собственность не является привилегией владельца собственности, а является общественным институтом, служащим добру и выгоде всех, несмотря на то, что она может в то же время быть особенно приятной и полезной для некоторых" [10].

Частная собственность утвердилась на Западе и получила признание, потому что служит не только частному, но и общему благу. В России этого не было и нет. Частная собственность и раньше не получала признания, и сейчас его не получает только потому, что служит

"Мизес Л. Либерализм в классической традиции. М., 1995, с. 35.

не общему благу, а корыстным интересам тех, кто правдами и не правдами ею завладел. Что общего имеют с нашей страной и народом люди, которые давно вывезли нажитые капиталы и свои семьи за рубеж и сами также в основном живут (скрываются! ?) там? Мне кажется, что если мы дальше будем связывать свои надежды на модернизацию нашей экономики с теми, кто интересуется не народом России, а только ее ресурсами, то ситуация к лучшему не изменится.

Если в рамках планового хозяйства мы, хотя и медленно, но все-таки приближались к уровню развитых стран, то в условиях принятой модели рынка скатились до уровня стран третьего мира. С каждым годом наша экономика все более приобретает черты и свойства, характерные для стран периферийного капитализма, которые отличаются особым, а именно подчиненным типом воспроизводства. Такой вывод противоречит широковещательным утверждениям последних лет о якобы начавшемся после 1998 г. устойчивом экономическом росте.

Насколько реален наш экономический рост?

К сожалению, автор книги, хотя и не без оговорок, но также отдал дань версии об экономическом росте. "В разгар кризиса 1998 года мало кто ожидал, что экономика сможет быстро развернуться и возобновить общий рост, хотя бы и умеренными темпами. Между тем именно так и произошло. В последующие три года (1999-2001) ВВП в реальном выражении вырос на 19, 4 % (в среднем по 6 % ежегодно) . И хотя национальное производство оставалось все еще существенно ниже дореформенного уровня (отставание почти на 30 % по сравнению с 1991 г.) , контраст с предыдущим периодом кризиса и стагнации был разительным" (с. 293) . Для полноты картины и объективности ради приведем данные официальной статистики о темпах экономического роста за более длительный период.

Если верить этим данным, то объем ЬШ 1 за указанный период вырос более чем в полтора раза, что по всем критериям надо считать неплохим показателем.Но насколько реален этот цифровой рост? В качестве его источников называются две причины: шестикратная девальвация рубля и резкое повышение экспортных цен на нефть и газ, позволившее увеличить "ресурсы для роста экономики". Что ресурсы для роста были, не будем ставить под сомнение. Но были ли они использованы?

Экономистам хорошо известен закон Харрода-Домара, согласно которому темп экономического роста прямо пропорционален объему инвестиций и обратно пропорционален капиталоемкости продукции. Это значит, что каждый процент роста имеет свою инвестиционную цену: . "Без опережающего роста капитальных вложений систематический рост экономики устойчивыми и достаточно высокими темпами невозможен" (с. 297) . Святая правда! Но имел ли место такой опережающий рост инвестиций в нашей экономике за указанный период? На этот вопрос С. Меньшиков ответа не дает (очевидно потому, что такие данные обнаружить невозможно) . А коль скоро так, то и сам факт роста как раз в его реальном выражении может и должен быть поставлен под сомнение.

Если мы имеем дело не с очередной "потемкинской деревней" , а с объективной реальностью, то такой, судя по приведенным цифрам, отнюдь не плохой рост непременно должен был сказаться на других экономических показателях. Но как раз этого-то и не видно! Чтобы не попасть под "обаяние" денежных измерителей при неточности стоимостных оценок и инфляции, обратимся к натуральным показателям.

Если в полтора и более раз за вышеуказанный период выросло производство капитальных товаров, то почему не изменилась к лучшему возрастная структура оборудования? Его средний возраст, который в советское время составлял 8-10 лет, в годы реформ непрерывно возрастал из-за отсутствия должных инвестиций, мер по обновлению материально-технической базы производства. Если бы снижение объемов выпуска действительно сменилось его ростом, как говорит "лукавая цифра" , то ситуация в этой области не могла не измениться к лучшему. Между тем она продолжала ухудшаться, машинный парк дошел "до ручки" , а средний возраст оборудования перевалил за 20 лет. Частный капитал не модернизирует российскую экономику, а осуществляет ее техническую деградацию.

Другой частью ВВП, как известно, являются потребительские товары и услуги. Если бы их рост в полтора и более раз был реальным, то он должен был найти отражение в натуральных показателях: росте производства предметов широкого потребления и сельскохозяйственной продукции, увеличении продаж продуктов питания и их потребления в расчете на душу населения. Однако имеющиеся статистические данные не обнаруживают положительных моментов в этой области. Не видно этого и в сфере услуг. В частности, медицинское обслуживание населения не улучшилось, а ухудшилось. Правда, статистика говорит о росте личных доходов. Но доходы какой части населения росли? Если в рассмотренные годы имел место реальный подъем уровня жизни, то смертность населения должна была снизиться, а в действительности она только повысилась.

По всему видно, что источником того, что Росстат и МЭРТ называют экономическим ростом, является не увеличение инвестиций, технический прогресс и модернизация производства, а конъюнктура мировых цен на нефть и другие сырьевые товары, а также увеличение степени эксплуатации труда. Эти источники могут иметь лишь временный эффект, скрывая факт продолжающегося сползания страны к роли сырьевого придатка развитых промышленных государств. Страна втягивается в нефтегазовую долларовую ловушку видимого благополучия, а экономика тем временем все глубже погружается в "омут" технической деградации, выход из которого становится все более проблематичным. Если нефтяные цены упадут, экономика рухнет, и никакие резервы Центробанка и Стабилизационный фонд нас не спасут.

Если "рост" сводится к тому, что богатые становятся богаче, а основная часть населения беднеет и вымирает, как такое явление можно называть ростом? Почему власть позволяет капиталу грабить народ, прятать нажитые не праведным путем богатства за рубежом, а создавший их народ обрекает на нужду, страдания и гибель? В условиях подлинной демократии такого быть не должно. Свободные выборы и другие демократические механизмы позволяют гражданам так или иначе приводить к власти политические силы, которые в данный момент пользуются наибольшим доверием избирателей. Как видно, такую механику и порядок нам создать не удалось. На последних выборах в Государственную думу народ отказал в доверии тем, кто предлагал и осуществлял курс губительных реформ. Но, поменяв отвергнутые фигуры на другие такие же, власть пытается перехитрить народ и продолжает проводить отвергнутый курс. Последними мерами правительства стали реформа жилищно-коммунальной системы и монетизация социальных льгот, переполнившие чашу народного терпения.

Пренебрегая интересами и ясно выраженной волей широких масс населения, власть по существу отвергает реформистский путь преобразований и становится на путь насилия. Но тогда народ вновь встает перед необходимостью выбора немирного пути защиты своих интересов. Почему мы вновь наступаем на одни и те же грабли?

Сегодняшний смысл юбилейных дат

"Размышления на заданную тему" требуют обращения к глубинному смыслу юбилейных событий текущего года. Мечта о том, чтобы преобразовать Россию в соответствии с западной моделью демократического развития, доминировала в интеллектуальных и деловых кругах страны и сто лет назад. С особой силой споры на эту тему разгорелись в среде революционной социал-демократии. Меньшевики (Плеханов, Аксельрод, Мартов и другие) рассматривали историческое развитие России по аналогии с западными странами, где либеральная буржуазия была ведущей силой (гегемоном) революционных и демократических преобразований. Выполнения подобной же исторической миссии меньшевики ожидали и от русской буржуазии, а потому именно на нее они возлагали свои основные надежды.

Большевики же доказывали, что русскую буржуазию нельзя отождествлять с западной, так как она глубоко от нее отличается. Вместо борьбы с царским абсолютизмом отечественный капитал пресмыкается перед ним и не способен выдвинуть требования, которые бы выражали нужды и чаяния широких масс народа, чтобы с опорой на них осуществить революционно-демократические преобразования. Русская буржуазия, утверждали большевики, чужда широким массам народа и не может завоевать их доверие и поддержку. Ведущей силой в российских условиях выступает промышленный пролетариат, революционный потенциал которого служит надежной гарантией привлечения к борьбе многомиллионного российского крестьянства. Подобный подход и решение проблемы наиболее развернуто отразил Л. Троцкий в своей теории "перманентной революции".

Короче говоря, сто лет назад спор шел о том, кто способен модернизировать страну, а, следовательно, и ее экономику? Кого считать гегемоном буржуазно-демократической революции: буржуазию или пролетариат? Два крыла социал-демократии по-разному отвечали на этот вопрос, отсюда вытекали соответствующие стратегии и тактики в борьбе за преобразование России.

Сейчас в известной среде широко распространены "стенания" по поводу того, как российская революция прервала так "благоприятно начавшийся" в начале XX в. в России экономический рост. Подобное понимание, на мой взгляд, порождено полным незнанием дела. Революции не падают с неба и жаловаться на них - это то же самое, что жаловаться на природные силы - землетрясения, ураганы или другие стихийные катастрофы. Со временем социальные силы (противоречия и конфликты) приобретают неподконтрольный характер и взрываются в виде социальной революции. Поэтому экономический рост сам по себе не может и не бывает гарантией от социальных потрясений. Вопрос в том, какой ценой достигается экономический рост. Если ценой обострения социальных противоречий и конфликтов, усиливающих народное недовольство, то со временем количество перерастает в качество и происходит взрыв. Так было сто лет назад, когда разразилась первая (1905) русская революция, а затем Февральская и Октябрьская (1917) . Промышленный подъем в начале прошлого века действительно имел место. Но он сопровождался безжалостной эксплуатацией народа, которая вызывала массовое недовольство рабочих. В итоге страна по существу жила на пороховой бочке, которая рано или поздно должна была и привела к ряду социальных потрясений.

В начале XX в. революции назревали почти во всех странах Европы. Но там, где было больше свободы, их удалось предотвратить. Демократические механизмы позволили найти компромиссные способы решения конфликтных проблем. В России же ситуация была резко отличной от стран Западной Европы. Жестокость самодержавного режима породила ответную жестокость со стороны недовольного народа, и это придало кровавый характер как русской революции, так и послереволюционным акциям.

К сожалению, русская буржуазия вела себя так, как будто решила подтвердить данную ей большевистскую оценку и опровергнуть меньшевистскую. Она отнюдь не способствовала смягчению жестокостей царского режима, а, наоборот, занимала самую непримиримую позицию по отношению к рабочему классу, не признавая за ним никаких прав - ни на создание профсоюзов и участие в них, ни на стачки, ни на какие-либо другие формы организованных выступлений. Наоборот, буржуазия все время требовала от власти ужесточения режима, примерного наказания всякого рода "бунтарей" и зачинщиков массовых выступлений. Постоянно отвечая огнем и репрессиями на проявления народного недовольства, власть и капитал сами толкали обездоленное население на революционный путь. Они не оставили ему иного выбора борьбы за свои права, кроме как насильственной революции!

Нам следует в полной мере учитывать этот, на мой взгляд, основной урок нашей истории. После первоначальной эйфории по поводу достижения западного уровня благосостояния народ теперь раскусил подлинный смысл рыночных преобразований, состоящий в грабеже одних во имя обогащения других. Пока он реагирует в соответствии с нормами демократии: на последних выборах в Государственную думу правые партии не набрали даже того минимума голосов избирателей, который необходим для хотя бы формального представительства в этом законодательном органе. Тем не менее политики праволиберального толка продолжают занимать ключевые позиции в правительстве и других властных структурах и с прежней настойчивостью проводят в жизнь свой губительный для страны и народа политический курс.

Такое несоответствие между интересами большинства населения, с одной стороны, и интересами правящего меньшинства - с другой, ставит вопрос о действенности созданных у нас демократических институтов. Способны ли они претворять в жизнь выраженную через них волю народа? Если нет, то в чем их смысл? Если правящий класс будет смотреть на демократию не как на механизм выявления и осуществления интересов основной массы населения, а как на некую "ширму" для прикрытия и достижения собственных корыстных целей, то это будет равносильно отказу от реформистского способа решения проблем.

Закончу же фразой, может быть, чересчур громкой, но абсолютно верной и тревожной по сути: столетие первой русской революции - достаточно серьезная дата, чтобы не забывать о суровых уроках нашей истории.

1 Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. М. : Международные отношения, 2004.

2 Здесь и далее ссылка на: Меньшиков С. Анатомия российского капитализма.

3 Меньшиков С. Миллионеры и менеджеры. М., 1965.

4 Тhе Case of Leon Trotsky. New York - London, Harper & Publisher, 1937, p. 276. 5 Троцкий Л. Преданная революция. М. : НИИ культуры, 1991, с. 210.

6 Форбс, 2004, N 2, с. 47. 7 Там же, с. 48.

8 Дзарасов Р., Новоженов Д. Природа российской корпорации и ее инвестиционное поведение. М. : Едиториал УРСС, 2005.

9 Российский статистический ежегодник. 2003, с. 97. [Графические материалы:

Таблица Темпы прироста экономики России (в %)

]

Hosted by uCoz