ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА.

А. АУЗАН, доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова,

В. ТАМБОВЦЕВ, доктор экономических наук, профессор, заведующий лабораторией институционального анализа экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Традиционный и наиболее широко распространенный взгляд на связь между уровнем развития гражданского общества и экономики страны можно сформулировать так: нация может позволить себе строить гражданское общество лишь на основе определенного, достаточно высокого уровня развития экономики. Иными словами, совокупность организаций гражданского общества понимается как преимущественно потребитель, перераспределяющий ресурсы и практически не участвующий в развитии экономики и обеспечении экономического роста.

Нынешнее состояние гражданских обществ в экономически развитых и развивающихся странах на первый взгляд вполне подтверждает названную концепцию. Действительно, если в первой группе стран гражданское общество пронизывает буквально все сферы жизни общества и экономики, источники финансирования организаций гражданского общества носят внутристрановой характер, то во второй группе разнообразие организаций существенно меньше, а источники финансирования находятся вне этих стран (международные и зарубежные фонды). В последнем случае не может не возникнуть впечатления, что организации гражданского общества создаются в развивающихся и переходных странах искусственно, навязываются им извне, что не может не вести к соответствующим политическим выводам.

С нашей точки зрения, такой подход по меньшей мере спорен. Для того чтобы корректно оценить логику взаимодействия гражданского общества и экономики, выявить его экономическое значение и, следовательно, определить приоритетность или неприоритетность задачи его построения для стран, чьи экономики еще не достигли высокого уровня развития, необходимо в первую очередь проанализировать экономическую природу гражданского общества.Другими словами, нужно понять, почему существуют организации гражданского общества, какие экономические стимулы движут людьми при их объединении в подобные организации, как соотносятся издержки и выгоды таких действий - для самих объединяющихся граждан и для общества в целом, всегда ли частная выгодность от такого объединения обусловливает его выгодность и для общества в целом и др.

Только с учетом этого можно дать обоснованный ответ на вопрос о том, каков вклад гражданского общества в экономический рост и развитие страны, является ли он действительно вкладом или же чистым вычетом и, стало быть, подтвердить или опровергнуть тезис о связи между уровнем развития экономики и становлением гражданского общества.

Понятие, функции и структура гражданского общества

В своем простейшем определении гражданское общество (CS -civil society) является совокупностью формальных и неформальных организаций и правил (институтов), которая соединяет отдельного индивида или семью (домохозяйство) с государством (властью) и бизнесом (частным сектором экономики)(1). Отличительной чертой входящих в него организаций гражданского общества (CSO - civil society organization) является их неприбыльный (некоммерческий) характер и добровольность участия граждан в этих организациях, выражающаяся в работе без оплаты труда или с заработной платой, меньшей, чем в коммерческом секторе.

Этот момент акцентирован в следующем определении гражданского общества: "Промежуточное "царство", расположенное между государством и домашним хозяйством и населенное организованными группами и ассоциациями, которые отделены от государства, обладают определенной автономией в отношениях с государством и сформированы добровольно членами общества для того, чтобы защищать или распространять их интересы, ценности или идентичность"(2).

Д. Манджаппа и М. Винай подчеркивают, что такие функции гражданского общества, как (1) представление интересов граждан, (2) их вовлечение в социальные процессы и (3) оказание социальных услуг, дают основание трактовать его как самостоятельную систему, а не как социального игрока, выполняющего "остаточную" роль, то есть делающего то, что не смогли или не захотели делать государство и бизнес (5).

Предложенная трактовка гражданского общества и организаций гражданского общества не снимает, однако, следующего вопроса: почему именно последние, а не, скажем, специализированные коммерческие организации выполняют упомянутые функции замещения и поддержки индивида в его взаимоотношениях с государством? Для ответа на него необходимо более детально рассмотреть феномен, именуемый гражданским обществом. Гражданское общество в соответствии с приведенным его определением представляет собой открытую систему, в которой могут быть выделены: (а) элементы, (б) отношения между ними, а также (в) отношения между системой (ее элементами) и внешней средой, то есть государством и частным, работающим на прибыль сектором. В состав элементов CS принято включать: (1) социальные сети, (2) местные организации и (3) негосударственные организации (1).

Социальные сети представляют собой наиболее неформальные и "размытые" организации, входящие в состав CS. Они действуют обычно в масштабах населенного пункта или его части и основываются на таких признаках, как прямое или отдаленное родство, соседство, совместное обучение и т.п. Участие в социальных сетях означает исполнение определенной функции, которая чаще всего заключается в оказании взаимных услуг другим участникам сети. Особенностью социальных сетей является их неспециализированный характер: их члены оказывают друг другу широкий и достаточно произвольный набор услуг в зависимости от того, для кого соответствующие действия сопряжены с наименьшими трудностями.

Участие в социальных сетях зачастую не является полностью добровольным, становясь следствием решения, принятого по совсем иному поводу: индивид, сам того не желая, оказывается участником некоторой сети, поселившись в доме, жители которого сообща решают вопросы благоустройства или финансовой поддержки друг друга, помогают детям соседей учиться и т.п. Разумеется, от такого взаимодействия можно отказаться, однако отказ может повлечь за собой разнообразные неформальные санкции, совокупный ущерб от которых может превысить затраты времени и усилий, сопряженных с выполнением роли, ожидаемой от нового жильца его соседями как участниками сложившейся сети.

Местные организации, охватывая добровольно объединившихся участников, как правило, проживающих в некотором населенном пункте или на определенной территории, носят в отличие от социальных сетей специализированный характер. Это означает, что участники объединяются в местную организацию для удовлетворения какой-то определенной общей потребности, получения совместной выгоды. В этом смысле членов местных организаций справедливо рассматривать как участников группы специальных интересов. Соответствующий интерес может иметь как производительный, так и чисто распределительный характер, то есть быть направленным на получение односторонних преимуществ. Местные организации обычно остаются неформальными, управление ими основывается на совместном принятии решений, а несогласие кого-то с общим мнением может вести к исключению такого участника из организации.

Негосударственные организации (NGO - nongovernmental organizations) - добровольные, формальные (в тех странах, где их существование допускается законодательством) организации, которые действуют на местном, региональном, национальном или международном уровнях и специализируются на оказании тех или иных услуг индивидам и семьям, не являющимся их членами. Иными словами, деятельность NGO в отличие от первых двух типов CSO направлена вовне самих таких организаций. По своей правовой форме NGO выступают обычно как некоммерческие организации - общественные организации, ассоциации, фонды и т.п. В них действуют формальные механизмы управления, ведется официальная отчетность, они включены в правовую структуру той страны, в которой они осуществляют свою деятельность. Официальные (уставные) миссии и цели NGO направлены на создание тех или иных благ для общества в целом или для каких-то его слоев (на борьбу с бедностью, защиту гражданских прав и т.д.).

Перечисленные типы элементов являются составляющими национального гражданского общества. Наряду с ними некоторые исследователи(5) предложили использовать также понятие международного (или глобального} гражданского общества, полагая одним из конституирующих элементов последнего международные партнерства неэкономического типа и приводя в качестве примера международные "незримые колледжи" - сообщества ученых, находящихся в тесных отношениях по поводу обмена идеями, данными, результатами исследований, международные благотворительные организации и др.

Для корректной характеристики масштабов гражданского общества важно подчеркнуть возможную содержательную разницу между NGO как элементами гражданского общества, решающими задачи защиты прав граждан и некоторые другие, и некоммерческими организациями, приобретшими такую юридическую форму под влиянием изменений в правовой среде (подробнее ниже), но продолжающими решать вполне рыночные задачи по производству частных благ (например, инновационная фирма, продающая "ноу-хау", но имеющая форму фонда, поскольку для фондов в законодательстве предусмотрены налоговые льготы). Граница между такими типами организаций может быть установлена только на основе выявления их миссии и анализа практической деятельности. Поэтому статистические оценки масштабов гражданского общества, получаемые путем подсчета числа организаций соответствующих организационно-правовых форм и объемов используемых ими ресурсов, могут оказаться весьма неточными. С одной стороны, они не будут включать сетевой и местный компоненты гражданского общества, с другой - могут включать данные по некоммерческим организациям, функционально не относящимся к CSO.

Легко видеть, что перечисленные выше виды CSO разграничены по разным критериям, поэтому такая классификация является нечеткой, скорее эмпирической, чем теоретической. Соответственно каждый из последующих видов CSO нельзя считать "более развитым" или более совершенным, чем предыдущие. Тем не менее она вполне достаточна для целей нашего анализа. Мы будем исходить из принципа сравнения дискретных институциональных альтернатив", в соответствии с которым варианты осуществления некоторого действия можно сравнивать (в частности, по эффективности) не с теоретическим идеалом, а друг с другом при условии, что каждый из них может быть реализован на практике. Поэтому эмпирический характер данной классификации полностью соответствует названному принципу.

Приведенная классификация уже сама по себе частично укрепляет сомнения в справедливости упомянутой в начале статьи позиции относительно зависимости уровня развития гражданского общества от уровня экономического развития страны: такая зависимость может иметь место только для такого вида CSO, как NGO. Степень же развития, скажем, социальных сетей как разновидности CSO находится скорее в обратной зависимости от экономической развитости страны: чем ниже последняя, тем масштабнее, разнообразнее и действеннее социальные сети. Таким образом, чего-либо определенного об указанной зависимости, учитывая неоднородность CSO, сказать в целом нельзя.

Отношения между элементами CS, образующие его структуру, можно подразделить на следующие виды: (1) кооперация различных CSO при решении их задач и (2) конкуренция CSO за ресурсы, направляемые на достижение конституирующих их целей - волонтеров, финансовые ресурсы и т.п. Второй вид этих отношений часто выходит за рамки CS, поскольку финансовые ресурсы, в частности, одним из своих источников могут иметь государственный бюджет.

Отношения между CS и CSO, с одной стороны, и внешней средой - с другой, подразделяются на:

- отношения дополнения, когда предоставляемые CSO блага восполняют недостаток тех или иных благ, производимых государством и частным сектором;

- отношения замещения, в рамках которых блага, производимые CSO, вытесняют функционально схожие блага, предоставляемые государственным и коммерческим секторами.

Приведенные характеристики CS и CSO позволяют перейти к рассмотрению следующего вопроса. Почему - при наличии различных коммерческих организаций, производящих на рыночной основе разнообразные блага и услуги, откликающихся на возникновение любого платежеспособного спроса, а также при наличии многих государственных организаций, в той или иной форме восполняющих "провалы" рынка - организации гражданского общества не только существуют, но и развиваются, регулярно вытесняя и те, и другие с занятых ими позиций?

Экономические теории гражданского общества

К настоящему времени предложено достаточно много теоретических подходов, объясняющих существование неприбыльных организаций(7). Все их разнообразие, по мнению Б. Доллери и Дж. Уоллиса(8), можно подразделить на два класса: концепции, исходящие из особенностей спроса на создаваемые CSO блага, и концепции, подчеркивающие специфику предложения таких благ.

Теории (или модели) первого типа пытаются объяснить возникновение добровольческих организаций как ответ либо на "провалы" рынка, то есть его неспособность экономически эффективно обеспечивать производство и предоставление тех или иных благ и услуг, либо на "провалы" государства, определяемые как неспособность государственных ведомств достигать стоящие перед ними цели.

Теории второго типа стремятся объяснить добровольческие организации как следствие действий "социальных предпринимателей", обусловленных "разнообразием явных и неявных субсидий, включая налоговые льготы по федеральным, региональным и местным налогам, специальных почтовых тарифов, финансированием посредством налоговых кредитов и скидок по социальному страхованию"(9), а также другими факторами, которые порождают интерес к структурированию деятельности именно в форме некоммерческих (добровольческих) организаций.

Л. Саламон и X. Анхайер предлагают разграничивать шесть типов теорий CS: (1) теории "провала" рынка/государства; (2) "теория предложения", подчеркивающая роль "социальных предпринимателей"; (3) "теория доверия", ставящая во главу угла неполноту контрактов и информационную асимметрию, с которыми сталкивается потребитель соответствующих услуг; (4) теория государства благосостояния, трактующая CSO как поставщика тех услуг, с предоставлением которых не справляется государство по причине бюджетных ограничений; (5) теория взаимозависимости, которая вместо традиционного рассмотрения рыночного, государственного и добровольческого секторов, как находящихся в отношениях конфликта и соперничества, предлагает трактовать их как потенциально взаимозависимых партнеров; (6) "теория социальных причин", объясняющая природу отношений между тремя секторами как следствие четырех возможных моделей общественного устройства - либеральной, социально-демократической, корпоративистской и статической (10).

По мнению А. Бен-Нера и Б. Гюи (11), следует проводить различия между тремя классами объяснений существования CSO: 1) неадекватное предоставление услуг государственными организациями; 2) существование "контрактных провалов", то есть ситуаций, в которых трудно оценивать качество услуг; 3) концепции "контроля потребителя", которые сосредоточиваются на необходимости для донора осуществлять контроль деятельности добровольческой организации.

К "провалам" рынка и государства, обычно рассматриваемым как основные источники возникновения CSO, Л. Саламон(12) предлагает добавить также и "провалы" волонтерства. К ним он относит: "филантропическую недостаточность" (неадекватные масштабам задач добровольные пожертвования), "филантропическую ограниченность" (концентрацию усилий на удовлетворении нужд только отдельных групп), "филантропический патернализм", выражающийся в том, что постоянная безвозмездная поддержка отдельных граждан и/или групп лишает их стимулов к самостоятельности, и "филантропическое любительство" (отсутствие профессионализма и, следовательно, эффективности в процессе предоставления услуг гражданам). По мнению Л. Саламона, многие из этих "провалов" являются следствием правительственной политики, препятствующей (или, по крайней мере, недостаточно содействующей) развертыванию добровольческой деятельности.

Наряду с названными выше подходами, предлагающими варианты объяснения самого факта существования CSO, в экономической литературе достаточно большое внимание уделяется проблематике преимуществ и недостатков этого типа организаций по сравнению с классическими коммерческими и государственными организациями. Одна из первых попыток такого рода была предпринята Г. Хансманном, который базирует свою теорию на тезисе о том, что "относительная эффективность альтернативных форм собственности в каждой данной отрасли определяется издержками рыночной корпрактации и издержками владения, с которыми сталкиваются поставщики и потребители продукции отрасли"(13). Добровольческие организации, или "фирмы без собственника"(14) в соответствии с таким подходом, как правило, возникают там, где издержки контрактации и владения настолько велики, что среди учредителей организации не оказывается никого, кто бы рассматривал владение фирмой как эффективную деятельность. Тем самым такие организации представляют собой один из полюсов разделения собственности и контроля (другой полюс - фирма с единственным владельцем). Поскольку на величины упомянутых издержек влияет политика государства, можно ожидать изменений в соотношении коммерческих, некоммерческих и государственных организаций внутри отраслей. Альтернативное объяснение сравнительных преимуществ CSO предложено Д. Виллисом и X. Гленнерстером(15). С их точки зрения, структурные характеристики организаций, действующих в различных секторах экономики, обусловливают несовпадение их предрасположенности к учету тех или иных типов ограниченных возможностей (disadvantages), которыми могут характеризоваться их клиенты. Авторы классифицируют четыре типа подобных ограниченных возможностей: финансовые, личностные, социетальные и связанные с местом проживания (community disadvantage). Первый тип ограниченных возможностей выражается в недостаточной платежеспособности потребителей, невозможности приобрести требуемую услугу по рыночной цене, второй - в личностных характеристиках, затрудняющих потребление, таких, как ограниченные физические или умственные способности, третий - в принадлежности к тем или иным маргинальным социальным группам, четвертый - в проживании в такой местности или населенном пункте, где экономически неэффективно организовывать предоставление товаров и услуг. Соответственно CSO будут получать сравнительные преимущества по отношению к другим типам организаций там, где их структурные характеристики (прежде всего наличие ограничения на распределение остаточного дохода) позволяют им эффективно решать задачи управления поведением исполнителя ("principal-agent" problem), повышать качество предоставляемых благ сверх нужд медианного потребителя(16), преодолевать слабость сигналов, демонстрируемых политическими деятелями персоналу государственных организаций, снимать проблему отсутствия рыночной заинтересованности.

Т. Бесли и М. Гхатак (17) связывают сравнительные преимущества CSO, позволяющие им быть достаточно успешными конкурентами коммерческим фирмам, с такой чертой организаций, как степень соответствия предпочтений работников миссии организации. По их мнению, несоответствие этих параметров обусловливает повышенные издержки оппортунистического поведения работников, что, естественно, снижает эффективность организации. Ориентация CSO на социальную поддержку нуждающихся, соединяемая с "благотворительными" предпочтениями работающих в них добровольцев, позволяет за счет более низкой оплаты труда обеспечивать низкие производственные издержки CSO несмотря на отсутствие мощных (рыночных) стимулов у менеджеров таких организаций.

Не подвергая сомнению корректность приведенных подходов к объяснению сравнительных преимуществ неприбыльных организаций, подчеркивающих важность организационно-правовых особенностей последних, обратим внимание также и на особенности процесса потребления благ, производимых теми некоммерческими организациями, которые относятся именно к CSO. Для этого необходимо проанализировать свойства благ, производимых и предоставляемых CSO, с точки зрения их параметров как экономических благ.

Характер благ, производимых организациями гражданского общества

Напомним, что экономическими принято называть такие блага, в которых существует потребность (есть индивиды, стремящиеся к их потреблению), но объемы производства которых ограничены, то есть не все индивиды, стремящиеся потребить такие блага, могут реализовать свое стремление. Если индивид не только стремится получить какое-либо благо, но и готов уплатить некую сумму денег за его получение, этот факт говорит о наличии (платежеспособного) спроса на данное благо. Готовность и способность другого индивида (организации) произвести такое благо и продать его за цену, не превышающую величину, которую первый индивид зарезервировал на получение блага, означает наличие предложения этого блага.

Переходя на стандартный для экономики язык теории потребления, можно сказать, что спрос на некое благо определяется: а) наличием для него переменной в функции полезности потребителя и б) готовностью потребителя платить за получение этого блага. Выражаясь на том же языке, коммерческая организация осуществит предложение блага, если она:

- способна произвести благо с требуемыми потребителем качественными характеристиками;

- способна произвести такое благо с издержками, меньшими, чем готовность потребителя платить;

- величина альтернативных издержек использования требуемых для этого ресурсов больше, чем издержки производства данного блага.

Таким образом, если не выполняется хотя бы одно из названных трех условий, в ответ на выраженный спрос коммерческий сектор не предоставит необходимое благо.

Предложение какого-либо блага со стороны государственного сектора в общем случае определяется неспособностью обеспечить такое предложение со стороны рынка, то есть коммерческих организаций. Однако одной такой неспособности мало. Чтобы государство взялось за производство, необходимо как минимум чтобы:

- производство было выгодно политикам - в смысле обеспечения их электоральной поддержки либо создания потока доходов;

- имелись свободные бюджетные ресурсы, не направляемые на другие, более важные, с точки зрения политика, цели.

Если хотя бы одно из двух условий не выполняется, государство не начнет производство соответствующего блага.

Таким образом, субъект, не являющийся фирмой или государственным учреждением, но производящий блага, которые не предоставляются ни рынком, ни государством и учитываются в функции полезности индивидов, будет "автоматически" повышать уровень благосостояния последних.

Теперь для оценки сравнительных преимуществ CSO нам достаточно выявить те причины, по которым оказываемые ими услуги не производятся ни бизнесом, ни государством. Блага, производимые CSO, по своим характеристикам чаще всего являются исследуемыми и опытными. Это значит, что практически все параметры их качества могут быть правильно оценены потребителями до момента или в процессе их потребления без каких-либо ощутимых издержек. При этом в числе свойств благ, предоставляемых CSO, исходя из отмеченной выше функции гражданского общества одно из основных мест занимают свойства, характеризующие не только содержание услуги, но и форму, в которой она предоставляется. Действительно, для таких услуг, как дружеская поддержка, сочувствие, защита от несправедливости и т.п., чрезвычайно важен неформальный, морально-нравственный компонент, заключающийся прежде всего в дружелюбии и искренности производителя соответствующей услуги, легко распознаваемый и оцениваемый теми, кому такие блага предоставляются.

Потребитель подобных благ (их можно условно назвать "эмоциональные блага"(18)) выявляет параметры качества как до, так и непосредственно в процессе получения услуги и, высоко оценивая такой параметр, как искренность производителя услуги, отличает формальную поддержку от неформальной. Это означает, что такие же по содержанию услуги, предоставляемые и бизнес-организациями, и государственными учреждениями, a priori будут иметь худшее качество, чем аналогичные услуги, оказываемые CSO.

Ведь работники фирм и учреждений, поступая в них для получения дохода, неизбежно в большей или меньшей степени ведут себя оппортунистически, работая на достижение показателей, за максимизацию которых они получают наибольшее вознаграждение. Поскольку эмоциональные свойства услуги, во-первых, не имеют каких-либо "объективных" измерителей, а во-вторых, глубоко субъективны, то есть зависят от личности потребителя, контроль за этим аспектом взаимодействия продавца и покупателя со стороны вышестоящего руководителя оказывается весьма затруднительным. При этом сам производитель эмоциональных благ, работающий (зарабатывающей деньги) в бизнесе или в государственном учреждении, может не осознавать (не наблюдать), что он невольно выражает по отношению к потребителю, которому он оказывает соответствующую услугу. Напротив, участие волонтера в работе CSO по определению является добровольным, не связанным с поиском "внешней" выгоды в форме заработной платы, поэтому стимулы к оппортунистическому поведению здесь практически отсутствуют.

Отмеченные обстоятельства означают, что для эмоциональных благ имеет место ситуация необычной (обратной) информационной асимметрии: потребитель знает о качестве блага больше, чем его производитель. Следовательно, отсутствие рынков для такого типа благ также может быть объяснено наличием информационной асимметрии, но только иного типа, нежели та, которая обычно рассматривается при анализе "провалов" рынка (производитель знает о товаре больше, чем потребитель).

Важной чертой эмоциональных благ в связи со сказанным является особый механизм спецификации контрактных прав собственности на них, то есть установления соответствия между "заказанными" и фактически полученными параметрами приобретенного блага. Определение и защита изменений прав собственности, которые могут быть нарушены в процессах обмена, заключения и осуществления сделок, в конечном счете так или иначе сводятся к насилию или его угрозе. Субъектом спецификации прав на "осязаемые" блага (товары) при этом может выступать любой гарант - сам владелец имущества, частная организация, государство. Выбор между ними определяется критерием экономической эффективности. Вопрос о доказательстве нарушения контрактных прав в силу наблюдаемости самого объекта прав не порождает принципиальных трудностей.

Для услуг, которые направлены на изменение наблюдаемых свойств какого-либо вещественного объекта (например, услуги по ремонту или стрижке), спецификация контрактных прав на оказываемую услугу осуществляется, во-первых, ее производителем, а случае ограниченности его возможностей при попытках заставить его оказать услугу - любыми другими гарантами. Точно так же, поскольку оказанная услуга оставляет свой "след" на вещи, в случае нарушения права собственности владельца вещи, последний, апеллируя к этому "следу", может обратиться к внешним гарантам за защитой его нарушенных прав.

Для услуг, не оставляющих наблюдаемых следов на объекте, например, услуг образования, защита прав собственности производителя таких услуг осуществляется в обычном порядке. Что же касается нарушения прав покупателя услуги (например, уменьшение его человеческого капитала вследствие потребления некачественных образовательных услуг), то вопрос об их защите сразу становится нетривиальным. Источником сложностей являются, естественно, ненаблюдаемость изменения (по крайней мере, для внешнего наблюдателя) и затруднительность доказательства связи между действиями производителя услуги и изменениями в свойствах ее получателя (или его имущества). Вместе с тем анализ технологического процесса производства услуги может дать основания для доказательства того, что права ее потребителя нарушены. Например, для образовательных услуг такими основаниями могут служить наличие или отсутствие у производителя лицензии, соответствие фактического объема оказанных услуг заявленному в учебной программе (что можно выявить путем опроса других учащихся) и т.п.

Очевидно, защита контрактных прав на эмоциональные блага оказывается наиболее проблемной в рассмотренном ряду. Поскольку информация об "эмоциональных составляющих" качества потребляемого блага сосредоточена у его потребителя, а придание или непридание услуге этих свойств зависит от личности производителя, а не от технологии, то эти свойства не фигурируют в контракте, так что доказать факт их непредоставления становится просто невозможным.

Данная ситуация может быть описана и под другим углом зрения. По мнению Э. Расмуссена, потребление многих благ теми или иными субъектами способно вызвать у других субъектов так называемые ментальные экстерналии(19). Их суть заключается в том, что индивид, наблюдая и оценивая действия других, сопоставляет их с собственными представлениями о некоторых ценностях. В случае их несоответствия у их носителя снижается уровень собственного благосостояния, что и означает возникновение негативной экстерналии.

Иными словами, то, что мы назвали эмоциональными свойствами блага, в предлагаемом подходе трактуется как разновидность внешних эффектов, сопряженных с данным благом. Как представляется, между альтернативными моделями нет противоречия: ведь эмоциональные свойства, равно как и ментальные экстерналии, представляют собой результат оценки взаимодействия двух индивидов одним из них. Одновременно понимание эмоциональных свойств как разновидности экстерналии вполне соответствует наличию трудностей при спецификации контрактных прав при производстве и потреблении услуг, для которых существенны эмоциональные свойства.

В терминах новой институциональной экономической теории отмеченные моменты можно трактовать и так: в контрактах на предоставление эмоциональных благ существенную часть составляет имплицитная составляющая, которая не может быть надежно специфицирована (то есть определена и защищена) какой-либо третьей стороной. Если у производителя приобретаемого блага нет стимулов к удовлетворению требований покупателя, отраженных в имплицитной составляющей соответствующего контракта, то его продукция будет всегда худшей по сравнению с аналогичной продукцией, у производителя которой такие стимулы есть.

Таким образом, можно предположить, что отсутствие "стандартной" спецификации контрактных прав при производстве и потреблении эмоциональных благ и является причиной того, что такого рода блага не предлагаются коммерческим сектором. Из этой гипотезы вытекают вместе с тем вполне проверяемые следствия. Основное из них заключается в том, что в случае "нормализации" спецификации контрактных прав круг производителей благ, "отягощенных" эмоциональными свойствами, может существенно измениться.

Гражданское общество и интернализация внешних эффектов

Практически любая деятельность, осуществляемая отдельными гражданами, фирмами и государством, сопровождается наряду с запланированными также и не учитывавшимися при принятии решений о совершении действий последствиями - внешними эффектами или экстерналиями. Положительные экстерналии выражаются в увеличении полезности или благосостояния для их "получателей", отрицательные - в их уменьшении, то есть в непредумышленном причинении ущерба.

Для того чтобы субъект действия, сопровождающегося внешними эффектами, не снижал общественного благосостояния на величину большую, чем частная запланированная выгода, то есть для того, чтобы создаваемая стоимость росла в общественном масштабе, при принятии соответствующего решения он должен учитывать внешние эффекты. Процесс, результатом которого является включение ожидаемых (прогнозируемых) внешних эффектов в расчеты и оценки, сопровождающие принятие частных решений, называется интернализацией внешних эффектов.

Смысл этого процесса заключается в том что предпочтения других субъектов включаются в систему предпочтений субъекта, действия которого приводят к возникновению внешних эффектов. Легко видеть, что такое включение может привести к снижению частной выгоды от намечаемого действия, что, разумеется, противоречит интересам лица, принимающего решение. Поэтому интернализация внешних эффектов неизбежно в большей или меньшей степени основывается на принуждении.

Анализируя потенциальные масштабы экстерналии, следует обратить внимание на то, что наибольшими возможностями здесь располагает государство. Вместе с тем возможности индивидов и фирм влиять на государство - в случае совершения последним действий, порождающих негативные экстерналии для них, - достаточно малы.

Возможности государства влиять само на себя (в таком же случае или в ситуации отрицательного воздействия решений одних государственных органов на другие государственные органы) в принципе достаточно широки, однако стимулы к такому воздействию появляются далеко не всегда. Подтверждением этому служат современные теории государственного регулирования экономики, делающие акцент на преобладании в данной сфере частных интересов(20). Другими аргументами в пользу этого тезиса выступают многочисленные факты создания государственными органами административных барьеров для экономического развития(21) и широко распространенная тенденция к внутригосударственному регулированию действий отдельных государственных организаций(22).

Иными словами, субъект, в наибольшей степени способный к производству экстерналий, оказывается далеко не всегда готовым их интернализировать. При этом в одних случаях государство не способно интернализировать последствия собственных действий по объективным причинам, в других - по субъективным, когда частные интересы политиков и государственных служащих превалируют в принятии решений над интересами граждан и общества. Примером первой ситуации может служить политика некоторых государств в сфере высшего образования. В ряде развивающихся стран правительства начинали интенсивно развивать бесплатное высшее образование, приглашали профессоров из развитых стран и т.д. Однако сложившаяся в национальных экономиках структура рабочих мест вела к тому, что граждане, получившие высшее образование за счет бюджета, не могли найти адекватные рабочие места внутри страны и уезжали в развитые страны. Соответственно в упомянутых странах бесплатным осталось только начальное (и иногда среднее) образование. Примеры ситуаций второго типа детально проанализированы Д. Нортом (23), показавшим, как стремление правителей к сиюминутным выгодам от повышения сбора налогов вело к размыванию прав собственности, которое в конечном счете обусловило утрату страной международной конкурентоспособности.

Разумеется, граждане и фирмы во многих странах не беззащитны от непродуманных действий государства: там, где действует независимая судебная система, в которой иски граждан и фирм к органам государственной власти являются нормальной практикой, там, где существует и исполняется законодательство о процедурах введения регуляций (24), у частных субъектов всегда есть возможность оспорить такие действия, а в некоторых случаях - и добиться компенсации понесенных ущербов. Важно отметить при этом, что механизм такой интернализации государством создаваемых им экстерналий в упомянутых ситуациях создан самим государством.

И здесь важно подчеркнуть роль гражданского общества как механизма интернализации внешних эффектов, создаваемых всеми их производителями, включая и государство. Используя разнообразные способы воздействия - от неформальных сетей до угрозы репутации в сфере международных отношений - CSO способны достаточно действенно повлиять на процессы принятия решений органами государственного управления на этапе как их подготовки (интернализация внешних эффектов ex ante), так и пересмотра уже принятых решений (интернализация внешних эффектов ex post) (25) Аналогично CSO в состоянии эффективно вменять экстерналий и отдельным гражданам, и фирмам.

В целом представляется, что можно говорить о трех формах функционирования гражданского общества в зависимости от того, на какие внешние эффекты оно воздействует с целью интернализации. В каждой из них отношения гражданского общества и власти строятся по-разному. Первая появляется, когда государство не справляется или плохо справляется с выявлением внешних эффектов и учетом определенных интересов. В этом случае гражданское общество, которое берет на себя "адвокатирование" неучитываемых интересов, выступает как своего рода конкурент государственной власти, а в известном смысле и как суррогат политической оппозиции. Примерами могут служить: борьба с экологическим ущербом от строительства, этическим ущербом от недобросовестной или агрессивной рекламы и т.д.

Вторая форма возникает тогда, когда гражданское общество не только выявляет проблему внешнего эффекта (а решение этой проблемы всегда связано с установлением, признанием или взаимным признанием прав), но и осуществляет его интернализацию самостоятельно, не обращаясь к государству. Тем самым оно выступает как актор, "параллельный" государству (например, организации, занимающиеся саморегулированием бизнеса с участием различных общественных групп интересов).

Третья форма наблюдается, когда объектом воздействия гражданского общества становятся вторичные эффекты, вызванные попыткой государства интернализировать какие-то иные внешние эффекты (то есть последствия принуждения, применяемого государством). Это вторичные эффекты, связанные с нарушением прав человека и индивидуальных прав, например, нарушение прав местного населения при проведении "зачисток" в Чечне или избирательное применение законов для перераспределения собственности в бизнесе и достижения политических целей в деле ЮКОСа. В рамках этого варианта может иметь место прямое противостояние гражданского общества государству. Когда государство проявляет недовольство деятельностью гражданского общества, оно побуждает его переместить акцент в своей деятельности с третьей формы деятельности на вторую (где гражданское общество действует "параллельно" государству и может оказаться его помощником, а не противником) или на первую (где оно становится оппонентом частного бизнеса).

Тем не менее любая из этих форм функционирования опирается на многостороннюю добровольную договоренность как специфический способ деятельности, характерный именно для гражданского общества. Противостояние гражданского общества государству столь же закономерно, как и его деятельность, "параллельная" государству, или конкуренция с ним. Все зависит от двух параметров: (1) структуры внешних эффектов и (2) относительной силы или слабости государства и гражданского общества как двух разных социальных субъектов интернализации внешних эффектов.

Сопоставляя государство и CSO как дискретные альтернативы механизмов интернализации внешних эффектов, следует отметить, что, как и обычно при таком сопоставлении, ни одна из этих альтернатив не обладает априорными абсолютными преимуществами. В одних ситуациях более действенно государство, в других - гражданское общество. Как представляется, фактором, определяющим успешность, выступает возможность спецификации прав собственности: если издержки спецификации меньше, чем ожидаемые выгоды, формальные процедуры, вводимые государством, обеспечивают преимущества ему. Если же издержки спецификации запретительно высоки (например, из-за принципиальных трудностей измерения как в случае эмоциональных благ), неформальные организации гражданского общества в состоянии более действенно заставить учитывать последствия решений, принимаемых различными субъектами.

Вместе с тем такое согласованное "разделение труда" между государством и гражданским обществом при выполнении деятельности по интернализации внешних эффектов имеет место лишь в том случае, если государство не только не видит в CS своего конкурента, но и заинтересовано в выполнении им этой функции по отношению к самому себе. Другими словами, эффективное взаимодополнение государства и общества означает, что государство, в принципе способное действенно подавлять функционирование CSO, уже интернализирует положительные внешние эффекты их работы.

В этой связи вопрос об экономических последствиях функционирования гражданского общества приобретает дополнительное звучание: ведь эти последствия представляют собой один из внешних эффектов CS и способность государства их интернализировать обусловливает среди прочих факторов его отношение к гражданскому обществу.

Экономические последствия гражданского общества

На сегодняшний день опубликован целый ряд работ, количественно характеризующих роль CSO в национальных экономиках. Например, в США в 1992 г. масштабы добровольческого сектора оценивались в

508, 5 млрд. долл.(26) не включая стоимости труда волонтеров. С добавлением последней этот сектор оценивался в 6, 5% национального дохода США и охватывал около 10, 6% всех занятых. В Великобритании объемы добровольческой деятельности выросли с 7, 9 млрд. ф. ст. в 1980 г. до 12, 6 млрд.ф.ст. в 1986 г.(27) При всем впечатляющем характере таких оценок нельзя не отметить, что они характеризуют CSO преимущественно с ресурсной стороны, то есть со стороны издержек, лишь косвенно свидетельствуя об их значении с точки зрения экономических результатов. В этой связи заслуживают внимания результаты исследования Л. Саламона и его коллег(28), нацеленного на выявление результативности деятельности CSO в плане выполнения ими различных функций гражданского общества. Они выделяют несколько ролей неприбыльного сектора(29):

- оказание услуг, в этой роли неприбыльный сектор может обеспечить повышение качества услуг, большее равенство потребителей, снижение издержек предоставления услуг, улучшение специализации обслуживания;

- инновации, реализуемые за счет большей гибкости некоммерческих организаций, их способности осуществлять технологические и продуктовые инновации, действовать по новым "социальным" технологиям;

- инициирование и распространение социальных изменений, которые CSO способны осуществлять, связывая отдельных индивидов с политическим процессом, представляя их интересы, отстаивая права и т.д.

- содействие раскрытию качеств личности и развитию лидерства; добровольно участвуя в различных некоммерческих организациях, индивид раскрывает свои лучшие качества;

- формирование социального капитала и содействие демократизации общества; добровольное участие в некоммерческих организациях крепит отношения доверия, выполняя интегрирующую роль в обществе.

Использовав экспертные оценки успешности реализации этих функций в 40 странах, авторы выявили, что наиболее эффективно реализуется функция оказания услуг, далее идет инновационная функция, за ней - функция инициирования изменений, затем - функция формирования социального капитала, а замыкает список функция содействия раскрытию личностных качеств(30).

Безусловно, полученные данные расширяют представление о формах и масштабах влияния гражданского общества на социально-экономические процессы, однако не позволяют оценить его экономическое значение. С нашей точки зрения, логика такой оценки может быть очерчена следующим образом: выполнение разнообразных функций гражданского общества сопровождается влиянием на поведение экономических агентов, в том числе на условия и процесс создания стоимости. Характер, направления и размеры такого влияния можно оценить исходя из релевантных моделей, разработанных в экономической теории. Такие модели и выступают в роли методологического инструментария анализа экономического значения гражданского общества.

Рассмотрим в этой связи указанные в определениях гражданского общества функции представления интересов и соединения индивида с государством и бизнесом, защиты и распространения интересов, ценностей и т.п. Здесь важно заметить, что они реализуется им посредством увеличения переговорной силы отдельного человека в его взаимодействиях с государственными и коммерческими организациями. Ведь CSO, замещая и поддерживая индивида в этих взаимодействиях, расширяют множество доступных ему ресурсов путем предоставлении индивидам разнообразных услуг - начиная от соседской поддержки семьи в трудных обстоятельствах и кончая защитой гражданских прав неопределенного круга лиц от давления на них со стороны государства или бизнеса. Кроме того, такие услуги предоставляются индивиду бесплатно, что экономит его собственные финансовые средства.

С точки зрения экономической теории неравная переговорная сила сторон при заключении ими различного рода соглашений (сделок) ведет к тому, что в соответствующих обменах стоимость производится в неоптималъном объеме. При этом чем выше различия в переговорной силе, тем больше отклонение от оптимума. Действительно, в одном из крайних случаев, когда переговорная сила одной из сторон равна нулю (например, в случае грабежа, то есть насильственного изъятия имущества), стоимость просто не создается, она лишь перераспределяется. В другом крайнем случае - на рынке совершенной конкуренции, где переговорные силы сторон равны - достигается наиболее эффективное использование ресурсов, создается максимально возможная стоимость. Соответственно при всем многообразии промежуточных ситуаций можно говорить о большем или меньшем недопроизводстве стоимости вследствие неравенства сил сторон. Поэтому выравнивание переговорных сил ведет к повышению эффективности использования ресурсов, созданию большей стоимости.

Если с предложенной точки зрения рассмотреть, например, историю взаимоотношений продавцов и покупателей, то мы обнаружим в ней сколь угодно много подтверждений - начиная от трансформации средневековой правовой доктрины ответственности покупателя в современную доктрину ответственности производителя и кончая практикой защиты прав потребителей соответствующими добровольными организациями. Аналогичные процессы происходили и на рынке труда, где борьба работодателей с профсоюзами в начале XX в. трансформировалась в сотрудничество с ними в его последнюю треть, и т.д. Даже на развитых политических рынках в последние десятилетия закрепляются различные механизмы защиты прав политических меньшинств.

Все эти факты представляют собой, по нашему мнению, различные проявления общей закономерности, заключающейся в том, что по мере нарастания знаний об экономике те из государств, которые уделяют адекватное внимание развитию своего хозяйства, во все большей степени учитывают эти знания в своей экономической политике. Соответственно от неприятия идеи защиты разнообразных прав индивидов со стороны гражданского общества (ведь такая защита снижала рыночную власть) государства постепенно переходили к ее поддержке, ибо гражданское общество заменяло собой государство в активизации конкуренции во всех сферах жизни общества, что укрепляло позиции самого государства в международной конкуренции. Другими словами, властвующие элиты как экономические, так и политические, неся некоторые издержки за счет выравнивания своих возможностей с рядовыми гражданами, с лихвой компенсировали их выгодами, получаемыми за счет прироста эффективности экономики, в которой создавалось большая стоимость, более эффективно использовались ресурсы(31).

Как оценивать экономические последствия выравнивания переговорной силы сторон? Логика такой оценки совпадает с логикой оценки экономического значения конкуренции. В ряде эмпирических исследований показано, что приближение структуры рынков к типу рынка совершенной конкуренции, где феномен доминирования и злоупотребления доминирующим положением полностью отсутствует, может обеспечить улучшение функционирования экономики за счет лучшего использования ресурсов, то есть перелива их в наиболее эффективные отрасли, в размере от 0, 4 до 3% ВВП(32). Однако потенциал повышения эффективности существенно, до десятков процентов, возрастает, если иметь в виду обусловливаемый усилением конкуренции эффект от улучшения функционирования организаций (за счет их реструктуризации, совершенствования управления и т.п.).

Действительно, в результате создания монополии можно полнее использовать положительный эффект от роста масштабов производства (экономия на постоянных издержках, централизация снабжения и сбыта, экономия на маркетинговых операциях и т.д.). Однако в условиях монополии, то есть наличия наивысшей переговорной силы, действует и тенденция к повышению издержек, связанная с разбуханием и бюрократизацией управленческого аппарата, ослаблением стимулов к инновациям и риску вообще. Эту тенденцию X. Лейбенстайн назвал "Х-неэффективностью ". Здесь важно отметить, что она присуща не только фирмам, но и государственным органам управления как организациям, для которых характерно стремление к максимизации своего бюджета(33). Тем самым повышение переговорной силы граждан в их взаимодействиях с фирмами и государством способно увеличивать эффективность использования ресурсов в этих организациях (до десятков процентов).

Вместе с тем нельзя не заметить, что успешность выполнения функции представительства индивида перед государственными и бизнес-организациями существенно зависит от того, какая именно CSO выполняет эту функцию. Если отдельный гражданин "замещается" малочисленной неформальной организацией, располагающей незначительными ресурсами, то вряд ли она существенно усилит его переговорные позиции. Поэтому столь важна для роста эффективности использования ресурсов доля в составе CSO наиболее "продвинутых" из них - национальных и международных NGO, способных в наибольшей степени укрепить переговорную силу граждан в их отношениях с бизнесом и государством.

Схожая логика (но уже с другими экономическими моделями) может быть применена и для анализа экономических последствий действий CSO по интернализации внешних эффектов, создаваемых действиями индивидов, фирм и государства. Рассмотрим вначале негативные экстерналии.Здесь действия по их интернализации вызывают положительный экономический эффект за счет сокращения будущих ущербов. Соответственно в качестве базовой экономической модели для оценки роли CSO можно использовать методы оценки сдерживания правонарушений, разработанные в рамках экономического анализа права (3'1). Что же касается позитивных экстерналий, то положительный экономический эффект от действий CSO по их интернализации заключается в расширении объема их производства вплоть до достижения социально оптимального уровня. Ведь у производителей неинтернализированных внешних эффектов нет стимулов расширять порождающую их деятельность за пределы, обусловленные частной выгодностью (для производителей). Понятно, что "частно-эффективные" и социально-эффективные масштабы соответствующей деятельности могут не совпадать, так что позитивные внешние эффекты, оказывающиеся для их получателей общественным благом, будут недопроизводиться. Соответственно разница между дополнительным объемом позитивных экстерналий и издержками, осуществленными CSO в ходе вменения части этих экстерналий их производителям, будет составлять чистый вклад CSO в формирование ВВП.

Для более полной характеристики экономического значения гражданского общества необходимо обратить внимание на его тесную связь с понятием социального капитала(35). Фактически сетевая составляющая в структуре гражданского общества, равно как и прочие CSO, представляет собой тот "материал", из которого и на базе которого формируется индивидуальный (частный) социальный капитал. Поскольку с экономической точки зрения социальный капитал снижает трансакционные издержки соблюдения договоренностей, поддержания контрактов, позволяет пролонгировать горизонт прогнозирования и т.д., развитие гражданского общества эквивалентно накоплению социального капитала. И, что важно, гражданское общество множит социальный капитал без каких-либо дополнительных действий или издержек "автоматически", то есть прирост последнего оказывается внешним эффектом развития гражданского общества.

В совокупности приведенные выше положения позволяют по-иному поставить вопрос о содействии развитию гражданского общества путем осуществления соответствующих законодательных разработок. Трактуя CS как альтернативный (бизнесу и государству) способ производства благ, следует помнить, что он сопряжен со специфическими издержками, прежде всего издержками взаимодействия, или коллективного действия (в отличие от издержек спецификации прав собственности при частной деятельности или издержек осуществления принуждения в деятельности государства). В этом смысле законодательство, направленное на развитие CS и поддержку CSO, как и организационная деятельность в самом CS, имеют двоякую цель: (1) решить проблему "безбилетника", неизбежно возникающую в рамках любого коллективного действия, и (2) уменьшить издержки взаимодействия. Если их удается снизить по сравнению с издержками спецификации прав собственности, с одной стороны, и издержками, связанными с осуществлением принуждения, - с другой, то сфера деятельности CS будет расширяться.

Итак, проведенный анализ показал, что гражданское общество и его организации отнюдь не являются "чистыми потребителями" общественных ресурсов. Напротив, выполняемые ими экономические функции четко нацелены на повышение эффективности использования ресурсов и экономический рост. В этом смысле CSO и производимые ими услуги могут трактоваться как социально значимые блага, то есть частные блага, производство и потребление которых сопряжено со значительными внешними эффектами. Кроме того, по широкому кругу экономических благ гражданское общество и различные его организации обладают естественными конкурентными преимуществами как перед коммерческими организациями, так и перед государственными учреждениями.

Поэтому если государство в какой-либо стране действительно заинтересовано в повышении благосостояния своих граждан, то оно если и не напрямую поддерживает, но хотя бы не сдерживает развитие CSO. Однако если же государство формирует свои доходы, изымая часть ренты, а не создаваемой в экономике прибыли, и стремится сохранить свои монопольные позиции в таком рентоориентированном поведении, то оно будет если не экплицитно подавлять рост гражданского общества, но хотя бы пытаться подчинить себе процессы самоорганизации граждан, направленные на выравнивание их переговорной силы в отношениях с государственными и коммерческими организациями.

Тем не менее вследствие наличия у CSO упомянутых конкурентных преимуществ эти процессы самоорганизации будут, несмотря на такое противодействие, развиваться, принося обществу ряд экономических выгод. Повысится уровень благосостояния: общества - за счет выравнивания переговорной силы граждан в их контрактных взаимодействиях с государственными учреждениями и коммерческими фирмами; граждан - посредством интернализации внешних эффектов в тех сферах, где альтернативные механизмы оказываются недостаточно действенными; граждан - за счет увеличения их социального капитала; общества - за счет пополнения стороны предложения, повышения качества эмоциональных благ.

Разумеется, здесь перечислены лишь направления поиска экономических выгод от существования и действия организаций гражданского общества. Количественная оценка соответствующих выгод представляет собой не решенную пока задачу. Однако предложенный подход к экономической оценке значения гражданского общества дает основания для того, чтобы подойти к ее практическому решению.

***

1 См. также: Fox L. Civil Society: A Conceptual Framework. Global Bureau, Center for Democracy, Washington B.C., USAID, 1995; The Bank's Relations with NGOs: Issues and Directions. Social Development Papers, Paper no 28, August 11, 1998. World Bank. Washington, DC; McCarthy P. The Third Sector: Constructive Interventions with Civil Society. CARE. October 2000.

2 A Concept Paper of Institute of Development Studies, p.4 (http: //www.ids.ac.uk/ ids/civsoc/public.doc); схожее определение было дано ранее в статье: White G. Civil Society, Democratization and Development: Clearing the Analytical Ground. - Democratization, 1994, vol. 1, No 3, p. 375-390.

3 Manjappa D., Vinay M. Diversifying the Global Economic and Social Structure - Emergence of Civil Society as a New Economic System. Paper presented on Sixth International Conference of ISTR (International Society for Third-Sector Research). Toronto, Canada, July 11-14, 2004.

4 См.: McCarthy P. The Third Sector: Constructive Interventions with Civil Society, p. 2-3.

5 Porta P., Scazzieri R. Towards an Economic Theory of International Civil Society: Trust, Trade and Open Government. - Structural Change and Economic Dynamics-, 1997, vol. 8, p. 5-28; Otto D. Nongovernmental Organizations in the United Nations System: The Emerging Role of International Civil Society. - Human Rights Quarterly, 1996, vol. 18, p. 107-141; World Bank. New Path to Social Development: Community and Global Network in Action. Social Development Department, Geneva, The World Bank, June 2000; Warkentin C., Mingst K. International Institutions, the State and Global Civil Society in the Age of the World Wide Web. - Global Governance, 2000, vol. 6, p. 237-257.

6 Williamson О. Comparative Economic Organization: The Analysis of Discrete Structural Alternatives. - Administrative Science Quarterly, 1991, vol. 36, No 2, p. 2(59-296.7 Подробнее см.: Hansmann H. Economic Theories of Nonprofit Organisation. In: W. Powell (ed.). The Nonprofit Handbook. New Haven, Yale University Press, 1987, p. 27-42; James E. Economic Theories of the Nonprofit Sector: A Comparative Perspective. In: H. Anheier, W.Seibel (eds.). The Third Sector: Comparative Studies of Nonprofit Organisations. New York, Walter De Gruyter, 1990, p. 21-30; Salamon L., Anheier H. A Comparative Study of the Non-Profit Sector: Purposes, Methodology, Definition and Classification. In: S. Saxon-Harrold, J. Kendall (eds.). Researching the Voluntary Sector 1. Tonbridge, Chanties Aid Foundation, 1993, p. 93-121; Anheier H. (ed.). The Study of the Nonprofit Enterprise: Theories and Approaches. Kluwer Academic Pub. 2003.

8 Dollery В., Wallis J. Economic Theories of the Voluntary Sector: A Survey of Government Failure and Market Failure Approaches. - Economic Discussion Papers, No 0208, University of Otago, New Zealand, May 2002.

9 Hansmann H. Economic Theories of Nonprofit Organisation, p. 33.

10 Salamon L., Anheier H. Social Origins of Civil Society: Explaining the Nonprofit Sector Cross-Nationally. - Voluntas, 1998, vol. 1.9, No 3, p. 213-281.

11 Ben-Ner A., Gui B. Introduction. In: A. Ben-Ner, B. Gui (eds.). The Nonprofit Sector in the Mixed Economy. Ann Arbor, University of Michigan Press, 1993, p. l-2b'.

12 Salamon L. Of Market Failure, Voluntary Failure and Third-Party Government: Toward a Theory of Government-Nonprofit Relations in the Modern Welfare State. - Journal of Voluntary Action Research, 1987, vol. 16, No 1/2, p. 29-49.

13 Hansmann H. Ownership of Enterprise. Cambridge, MA, Balknap Press, 1996, p. 287.

14 Напомним, что в некоммерческих организациях, где остаточный доход (разность между валовым доходом и всеми выплатами, которые должна осуществить организация) не распределяется между владельцами (учредителями), а расходуется на уставные цели, собственник в экономическом смысле - как получатель остаточного дохода - отсутствует.

15 Billis D., Glennerster H. Human Services and the Voluntary Sector: Toward a Theory of Comparative Advantage. - Journal of Social Policy, 1998, vol. 27, p. 79-98.

16 Weisbrod B. Toward a Theory of the Voluntary Nonprofit Sector in a Three-Sector Economy. In: B. Weisbrod (ed.). The Voluntary Nonprofit Sector. Toronto: Lexington Books, 1977, p. 51-76.

l7 Besley Т., Ghatak M. Incentives, Choice and Accountability in the Provision of Public Services. - Oxford Review of Economic Policy, 2003, vol. 19, No 3, p. 235-249; Besley Т., Ghatak M. Competition and Incentives with Motivated Agents. CEPR Discussion Paper No 4641, September 2004.

18 В работе Ф. -Ч. Вольфа и Л. Прото схожие характеристики услуг определяются как "отношенческие блага" (relational goods) (Wolff F. -Ch., Prouteau L. Relational Goods and Associational Participation. - Annals of Public & Cooperative Economics, September 2004, vol. 75, No 3, p. 431-463). Этот термин представляется нам менее удачным.

19 Rasmussen E. Of Sex and Drugs and Rock'n'Roll: Law and Economics and Social Regulation. - Harvard Journal of Law and Public Policy, 1997, vol. 21, Fall, p. 71-81; Rasmussen E. The Economics of Desecration: Flag Burning and Related Activities. - Journal of Legal Studies, 1998, vol. XXVII, June, p. 245-269. Критика этого подхода изложена в статье: Epstein R. Externalities Everywhere? Morals and the Police Power. - Harvard Journal of Law and Public Policy, 1997, vol. 21, Fall, p. 61-70.

20 См., например: Shleifer A. and Vishny R. The Grabbing Hand. Cambridge, Harvard University Press, 1998.

21 См.: Аузан А., Крючкова П. (ред.) Административные барьеры в экономике: институциональный анализ. М.: ИИФ СПРОС КонфОП, 2002.

22 Hood С., Scott С., James О., Jones G.W. and Travers T. Regulation Inside Government: Waste-Watchers, Quality Police and Sleaze-Busters. Oxford, Oxford University Press, 1999.

23 Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги "Начала", 1997.

24 См., например: Формализованная процедура выбора форм и инструментов регулирования. Информационно-аналитический бюллетень N 32. М.: Фонд "Бюро экономического анализа", декабрь 2002.

25 Подробнее см.: Аузан А., Крючкова П. (ред.) Административные барьеры в экономике: институциональный анализ.

26 Rose-Ackermann S. Altruism, Nonprofits, and Economic Theory. - Journal of Economic Literature, 1996, vol. 34, No 2, p. 701-728.

27 Posnett J. Trends in the Income of Charities, 1980 to 1985. In: J. McQuillan (ed.). Charity Trends 1986/87. Tonbridge, Chanties Aid Foundation, 1987, p. 23-39.

28 Salamon L., Hems L., Chinnock K. The Nonprofit Sector: For What and for Whom? - Working Papers of the Johns Hopkins Comparative Nonprofit Sector Project, No 37. Baltimore, The Johns Hopkins Center for Civil Society Studies, 2000.

29 Ibid, p. 5-7

30 Ibid, p. 20.

31 Сформулированные положения верны, если основным источником доходов элит является прибыль. Если же их благосостояние основывается на ренте, извлекаемой из продажи природных ресурсов на мировом рынке, отмеченная закономерность может и не реализоваться (см., например: Тамбовцев В. Парадокс российской бедности. - Экология и жизнь, 2000, N 5).

32 Подробнее см.: Лейбенстайн X. Аллокативная эффективность в сравнении с "Х-эффективностыо". В сб.: Теория фирмы. СПб.: Экономическая школа, 1995, с. 477-506.

33 Niskanen W. Non-Market Decision Making. The Peculiar Economics of Bureaucracy. - American Economic Review, 1968, vol. 58, p. 293-305.

34 См., например: Becker G. Crime and Punishment: An Economic Approach. - Journal of Political Economy, 1968, vol.76, p. 169-217; Cameron S. The Economics of Crime Deterrence. - Kyklos, 1988, vol. 41, No 2, p. 301-323; Polinsky M, Shavell S. The Economic Theory of Public Enforcement of Law. - Journal of Economic Literature, 2000, vol. 38, No 1 (March), p. 45-76; Penney S. Taking Deterrence Seriously: Excluding Unconstitutionally Obtained Evidence Under Section 24(2) of the Charter. - McGill Law Journal, 2004, vol. 49, No 1 (January), p. 105-144.

35 См., например: Putnam R. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton, Princeton University Press, 1993; Glaeser E., Laibson D., Sacerdote B. The Economic Approach to Social Capital. Harvard Institute for Economic Research. Discussion Paper No 1916, March 2001.